– Как интересно – удивилась я – а это всем инвалидам так в Питере?

– Нет, только евреям.

– А расскажите подробнее – попросила я Ирину Соломоновну.

– Хэсэд Авраам – межрегиональная общественная организация инвалидов и пенсионеров, она оказывает помощь пожилым людям, инвалидам, малообеспеченным гражданам, а также гражданам, находящимся в трудной жизненной ситуации. Мне они привозят два раза в неделю питание – суп, второе и второй пакет – всегда разное – фрукты, овощи, молоко, кефир, масло.

– Бесплатно?

– Да, бесплатно – ответила мне Марина.

– А почему для русских такого нет?

– Не знаю – ответила Марина – не так уважают старость, наверное.

– А что еще там предоставляют? – продолжала выспрашивать я.

– Медицинское оборудование в бессрочное пользование за символическую оплату.

– Это как?

– Оплачиваешь, к примеру, инвалидную коляску около трех тысяч, пишешь расписку и забираешь. Пользуешься ею хоть двадцать лет и по возвращении тебе отддают сумму, уплаченную в начале.

– Круто, я даже не подозревала об этом – сказала я.

А я и правда не подозревала, что так бывает.

У нашего друга семьи в Чите на руках были оба родителя-инвалиды и он даже на обследование их не мог возить в последний год перед нашим отъездом, так как закрыли одну единственную контору по транспортировке и перевозке инвалидов.

– А что нужно сделать для того, чтобы получать там помощь? – спросила я.

– Родиться еврейкой – улыбнулась Ирина.

– Может удочерите меня? – рассмеялась я в ответ – по матери же национальность у вас…

– Я подумаю – подхватила мою шутку Ирина – вот если испытательный осилишь – съездим, мне нужно коляску взять, туалет, кровать и ходунки.

– Так вроде как не надобится еще – оценила я физическое состояние Ирины Соломоновны.

– В любой момент может понадобиться, кто потом меня на примерку повезет? – и ее глаза выразили абсолютную философскую готовность к любому исходу событий.

Я разобралась в контейнерах: кое-что отправилось на место в холодильник, кое-что в топку, а то, что сказала, понюхав Ирина Соломоновна – ушло в микроволновку.

– Себе погрей что-нибудь – сказала Ирина.

– Нет, Ирина Соломоновна, спасибо! – ответила я – если можно, я сегодня за вредной едой спущусь во «Вкусно и точка», а с завтра что-нибудь с собой привозить буду – ответила я.

– Ну как знаешь – сказала Ирина – иди.

Еда из Хэсэд меня как-то не прельстила пока, и я в три прыжка, одевшись, поскакала на первый этаж в соседнюю парадную за булкой.

Когда я вернулась, Ирина Соломоновна уже отобедала, и я налила нам чай, положив ей три чайных ложечки сахара.

– Я тоже такое люблю – сказала Ирина, глядя на развернутую мною булку с котлетой.

– Ну вы даете! Вам такое вообще нельзя! – но все же спросила – поделиться с вами?

– Ну отрежь немного, если не жалко – попросила Ирина.

– Скажете тоже, Ирина Соломоновна – сквасила я гримасу и отрезала ей треть булки.

Это было блаженство – сесть на пятую точку и отправить себе в рот пищу, тем более, что проголодалась я просто зверски.

Мы закончили трапезу, и я хотела было помыть посуду, на что Ирина Соломоновна сказала:

– Идем работать, у нас тобой совсем другие задачи. Посуда – не наш удел.

«Ох, как классно! Я тоже всегда думала, что посуда и иже с ними – совсем не мой удел, но это из оперы, что слово «надо».

Быт съел меня уже давно. С момента замужества. С первых же дней, когда я почувствовала ограничение своей творческой свободы.

Они жили по графику. Вся семья. Завтрак по времени, обед и ужин тоже.

Вставали рано, ложились еще раньше.

Если не ешь, то работаешь.

Сон был позволен только бабушке и деду, они старые и болели без конца и края.