Пресекаю своё больное воображение от дальнейших фантазий, возвращаясь мыслями к коту.

Слизистые оболочки белые, и я не могу понять – это от шока или от кровопотери. Может, ему срочно надо переливать кровь, а, тем более, перед наркозом?

– Его два дня не было, – рассказывает хозяйка кота.

– Да-да, – поддакивает её муж. – На пять минут вышел.

Не знаю, кого и слушать: оба вроде даже соглашаются друг с другом, переглядываются, кивают, чем приводят сбор анамнеза в адский диссонанс. Первая версия звучит правдоподобнее, судя хотя бы по засохшим кускам торчащих наружу мышц и прилипшей на них шерстью со спёкшейся кровью.

Впрочем, всё логично: вышел на пять минут, исчез на два дня. Мужик.

– Нужен донор, он потерял много крови, – говорю я. При таких повреждениях кровотечение неизбежно, так что приходится признать очевидное: у кота и шок, и кровопотеря. – И анализы – перед наркозом.

– Не надо анализов. Зашейте так, – махает рукой мужчина.

«Вот бы хирургических критических не было», – передразнивает меня голос в голове. Уж помолчал бы лучше, я и так не знаю, что делать.

– Пишите расписку, – флегматично говорит Ира, и это выводит меня из транса.

Владельцы пишут, что предупреждены, ответственность снимают и прочие, прочие формальности. Ставим коту катетер в здоровую, переднюю лапу. Бреем шерсть на задней, и за это время я пытаюсь успокоиться. Потихоньку вливаем жижку перед операцией. Вот помрёт сейчас, и что мы должны будем чувствовать? Что нам эта долбаная расписка, если он помрёт?

«Не нуди».

При кровопотерях вливать жидкости, не зная гематокрита, может быть чревато, так как маленький, циркулирующий по организму объём крови при этом разбавляется, и эритроцитам становится сложнее переносить кислород к органам. Но у нас выбора нет – в состоянии шока вводить в наркоз опасно.

Владельцы отправляются в холл для ожидания, и мужчина, выходя, сталкивается в дверях с женщиной, представляющей контингент а-ля «мне только спросить».

– Операция! – грозно гаркает он, и контингент испуганно отпрыгивает обратно в холл. Потом мужчина оборачивается к нам и спокойно произносит: – Шейте Ваську, я никого не впущу! – и демонстративно захлопывает за собой дверь.

О-о-окей, тылы прикрыты. Остаёмся с котом наедине. Шипящим шёпотом я кричу:

– И-и-ира, я не знаю, что делать! Рана инфицирована! Вдруг он наркоз не выдержит? – моя паника живёт своей жизнью. Подсохшие мышцы на живом коте выглядят кощунственно.

Ира медленно поднимает на меня глаза и спокойно говорит:

– Эпидуру сделаем.

О-о-о! Точно! Как я сама-то не додумалась? Эпидура обезболит лапу, и это даст возможность наркозить кота по минимуму.

Наконец, инструменты закинуты, лапа побрита, забираем Ваську в хирургию. Наркоз. Эпидурим.

Процедура эпидуральной анестезии имеет свои нюансы. Нужно попасть в эпидуральное пространство, а не глубже, иначе новокаин попадёт не туда, и есть риск остановки дыхания. Это, конечно, не смертельно, особенно когда под рукой реанимационный набор и мешок Амбу для проведения искусственного дыхания, но после того, как полчаса подышишь за кошку, прежде чем она придёт в себя – поседеешь остатками волос и не только на голове. Так что я делаю эпидуру аккуратно, медленно, минимальную дозу, и потом ещё несколько минут ношу Ваську «на плечике», как грудного ребёнка после кормления. Это, значится, чтобы новокаин остался в нижней части кота, а не уплыл к голове.

Ира терпеливо ждёт, хотя на лице написано: «Клади уже!» Кладу. Привязываем. Проверяю коленный рефлекс, – его нет, значит эпидура сработала.

Поле. Перчатки. И я начинаю шить.