Нет, писем она не крала, просто переписала с конвертика адрес, красочно, ярко, в деталях описала отношения Верки с Валентином, дату их свадьбы и пригласила на неё. А в разгар праздника за торжественным столом вручила ответ, солдатское письмецо,

На этой свадьбе она, Татьяна, а не невеста была самой веселой и обворожительной, умной и красивой, а если кто-то об этом забывал, она всегда рада напомнить. Потом ответила на несколько писем страдальца и забыла о нем.

Сейчас, видя выжидающий взгляд подруги, Татьяна с наигранным возмущением воскликнула:

– Это я страдала, а не она. Моя свадьба с Ивовым расстроилась, а у нее состоялась. Вот я ей на свадьбу-то подарочек и преподнесла. Сидит счастливая, обцелованная, а я ей – письмецо. Она думала: там поздравление…

Прочитала, побледнела, качнулась, письмо выронила, будто обожглась, руки дрожат, никак не может вложить листок в конверт. Так испугалась!

– Чего испугалась? – подалась вперёд Ира.

Татьяна недовольно передернула плечами. Как можно не понимать такие простые вещи! Это же Олег! Иногда ей кажется, что он с самим чертом в родстве. Что задумает, все исполняется.

Ирина хлопнула себя по лбу и почему-то обрадовано воскликнула :

– Ну, конечно, нет! Ты же не могла этого сделать. Он же тогда в армии служил, а когда приехал, ты год как в деревне работала, на каникулы приехала, и меня с ним знакомила, хотела сбагрить.

– Ну, да. Приехал из армии гол как сокол, я сама такая же после института, мать не подмога. Зачем, думаю, он мне?

– Вот, вот! Каким молодцом оказался! Тебя из деревни вытащил. До самого министра просвещения дошел! В Москву ездил требовать, чтобы тебя отпустили. И сам институт закончил, и дом построил. Молодец! – прищелкнула она язычком и взмахнула рукой от избытка чувств.

– Что, жалеешь, что ошиблась? – прищурившись, спросила Татьяна.– Хорошего мужчину, как хороший костюм, надо кроить по себе. Кто тебе мешал! Я же знакомила вас. а ты нос отвернула.

– Это не мой типаж!

Они шли по главной алле города, превращённой в рынок.

Татьяна не обращала внимания на просящие, заискивающие, зазывающие взгляды продавцов, а Ира старалась не смотреть на красивые, нарядные блузки, на великолепное крепдешиновое платье, невероятно красивое нижнее бельё, без стеснения вывешенное на ветке. Рядом легкий ветер колыхал детские вещи.

Время близилось к вечеру. Пора было расходиться, а Татьяна так и не поняла, сделает или нет Ирина так, как ей нужно. Останавливаться на полпути – себя не уважать. Татьяна, решила использовать последний козырь.

– Ира, ты меня слышишь? У меня семья рушится, а ты раздумываешь! Мне помогать надо, а не думать! Сил моих больше нет. Иногда уставиться в потолок, и лежит бревном. Я и так и сяк – ни в какую! Отвернется и сопит. Сначала понять ничего не могла, думала: гуляет. А однажды после баньки расслабился, разоткровенничался. Первая любовь, говорит, не отпускает. Как вспомню, будто свет во мне разливается ласковый, теплый. Ты, говорит, не ревнуй, это другая любовь, не наша. А мне каково? Обо мне он так не говорит, а о ней, как об ангеле.

Татьяна замолчала, отвернулась и даже шмыгнула носом, достала влажную салфетку, поднесла к глазам, промокнула висок, и с жаром продолжила:

– Мне ли ее не знать! В одной комнате общежития целый год жили вместе. Я ему изредка, будто нечаянно вспомню то одно про нее, то другое. Сначала слушал, а потом, махнет рукой и уходит. А когда дом прошлой осенью построил, и вовсе плохо стало Молчит. А однажды, когда возвращались компанией с пляжа, предложил поехать всем вместе посмотреть, как живет его давняя знакомая. Приехали. Увидели и- ещё хуже стало. Ты не представляешь!