В палатке случился скромный инцидент. Эдик слегка задержался у костра (или где-то неподалеку), а Коля, лежавший в соседнем спальнике, начал активно воевать за территорию, дабы не тесно было спать, и так успешно, что Эдику осталось около десяти сантиметров жизненного пространства. Тот возмутился, но залезть не смог. Мы сжались так, что Костя выдохнул и не мог вдохнуть долго, а когда вдохнул, то просочившийся в спальник Эдик выдохнул. Так они и дышали, пока более-менее не установилось динамическое равновесие. При этом возник такой базар… Соседи не желали уступить лишние пять сантиметров с таким упорством, и все это под шуточку, со смешком, что даже я обиделся – воздержусь от серьезных комментариев. Витька вполне серьезно пообещал, что не скажет соседнему спальнику больше ни разу ни «доброе утро», ни «спокойной ночи», но и это не подействовало75. Расшалились, …, не остановишь…

Ночью было происшествие. Божьим промыслом я проснулся от какого-то хлопка, и увидел, что лыжа, опора шатра, провалилась в дыру, где была привязана, и купол медленно падает, слегка вздымаемый порывами ветра. А дуло так, что по палатке бродили приличные сквозняки, и народу не хотелось вылезать. Я выскользнул из зажима Эдик-Костя и подпер палатку. На ребрах заиграл свежий воздух. Секунд через десять вылез опухший от неудачного соседства Славик76. Проблему с дырой решили просто – одели на конец лыжи валенок и уперли в потолок. Когда, подрожав минуту, залезали в спальники, раздался могучий треск – сломался носок лыжи. но палатка устояла, сечение валенка не позволяло ему проникнуть в отверстие, и я, мысленно плюнув, уснул опять.

Это был главный день, из-за которого мы полтора суток торчали в поезде, день шли, и еще сорок четыре километра предстояло преодолеть – до Всеволодки. В этот день мы должны получить вознаграждение за перенесенные трудности и сохранить воспоминание об этом хотя бы надолго, если не получится навсегда77. И я ждал, что впечатление будет огромно и невмещаемо, прекрасно и величественно. Помню свой первый поход на Усьву и чудесное чувство, которое долго хранил в себе, но в дальнейшем такого не повторялось, видимо привык или черств слегка стал, невменяем в определенной степени. А хотелось бы78.

Собирались долговато. Руковод слегка нервничал. Вчера, когда уже улеглись все страсти, часам к одиннадцати ночи, вернулась сверху группа из Набережных Челнов, а ведь ушли они наверх часов после десяти. Кэп не хотел возвращаться затемно.

Мы с Витькой спросили – обязательно ли брать лыжи? Нет, сказал Влад, но я поеду вниз от Желтой Сопки, а вы, естественно, потопаете пешком. И черт с этим, дружно сказали мы и, скинув лыжные ботинки, напялили унты79.

Подниматься, как вчера в двух словах объяснил кэп, предстояло следующим образом. Сначала на отрог Денежкина, Желтую Сопку, 852 м., потом по ней дойти до самого массива, и подъем до 1492 м. В длину – двенадцать километров в один конец. Если впереться туда с рюкзаками, это будет перевал категории 1А и, соответственно, кусочек горного похода первой категории сложности80. Вообще, Влад не очень-то распространялся, что и как, видимо, считая, что ему виднее. Это мне не шибко нравилось, но я не протестовал, так как жираф действительно был длинней, в прямом и переносном смысле, и на Денежкин шел в восьмой раз81. Больше, чем я – на Усьву.

Вышли. Влад со Славиком встали на лыжи и попэрли впереди. Таня со Степой было тоже, но они свои лыжи вскоре закопали в снег около дороги.

Шли ходко – еще бы, без рюкзаков и не так идти можно. Минут за пятьдесят дошли до подъема на сопку – как утверждал начальник, четыре километра. Мне показалось, что не больше трех