– Я думала, он все еще в Санари-Сюр-Мер, – прошептала Аня и побледнела.

После чего опустила руку Чарли. Они оба стали похожи на двух провинившихся подростков, которых застукали за чем-то нехорошим. Кто такой барон фон Динклаге? Я не могла понять. И кем он приходился мадам Бушар? Уж точно не мужем, если только она по какой-то причине не использовала другое имя. У меня возникло желание убежать и увести отсюда Чарли, как в детстве, когда за нами гналась рычащая собака, а я утаскивала брата подальше от опасности.

Что, если бы я тогда так и сделала? Все сложилось бы по-другому?

Группа Джанго заиграла быстрый фокстрот как раз в тот момент, когда в зал вошла женщина, которую я видела на балконе. Я узнала это длинное ожерелье из жемчуга и облегающее трикотажное платье. Теперь, при более ярком свете, я могла разглядеть черты ее лица: густые черные брови над черными глазами, вытянутый алый рот. Она была худой, как восклицательный знак, и слегка отклонялась назад при ходьбе.

Ее сопровождал мужчина в военной форме, немецкой форме. Он был на голову выше, широкоплечий, суровый, такой же красивый и светловолосый, как Чарли.

– Коко Шанель. На ней жемчуг – подарок великого князя Дмитрия, – прошептала женщина, стоящая позади меня.

– И браслет с бриллиантами от герцога Вестминстерского, – добавила вторая женщина. В ее голосе читались одновременно благоговейный трепет и неодобрение.

Коко, не улыбаясь, оглядела комнату. Судя по их рассеянности, она и сопровождавший ее немец встретились случайно, а не запланированно. Фон Динклаге слегка поклонился, как будто собирался пересесть за другой столик, но Коко положила руку ему на плечо, и ее браслет с бриллиантами блеснул тысячами граней. Немец утвердительно кивнул. Они сели за пустой столик, через два от нас.

Аня допила очередной коктейль, который принес Чарли, и слегка отвернулась от него, чтобы оказаться лицом ко мне. В ее глазах я увидела панику. Я никогда не была на охоте, но, наверное, примерно так выглядела лиса, когда собаки нападали на ее след.

Я улыбнулась, немного посмеялась, сказала что-то глупое, вроде тех замечаний, которые ты делаешь в середине повседневного разговора, притворившись, что мы уже несколько часов говорим о ее парикмахере. Аня подыграла.

– Слишком много помады для волос, – согласилась она. Чарли с опаской встал и направился к буфету.

Фон Динклаге помог Коко снять ее элегантное болеро и передал его помощнику, который следовал за ними по пятам. Мужчина, молодой и почтительный, наклонился, щелкнув каблуками, и отправился на поиски гардероба.

К этому времени Аня тоже встала из-за столика. Ее первоначальная паника сменилась уверенностью. Она подошла к барону, протянула ему руку и подставила этому представительному мужчине, который оглядывал зал так, словно ожидал аплодисментов просто в честь своего появления, щеку для поцелуя.

Чарли, вернувшийся с тарелкой клубники, наклонился ко мне и заговорил как можно тише.

– Это Ганс Гюнтер фон Динклаге. Глава отдела немецкой прессы и пропаганды в Париже. Аня – его любовница.

– А с Коко Шанель они тоже любовники? – спросила я. Было что-то интимное в том, как она смотрела на него и взяла за руку, когда он отодвигал ее стул. В воздухе витала тайна и опасность.

– Не знаю. Надеюсь. Может, это будет держать его подальше от Ани. И это Коко Шанель? – Мы с Чарли не сводили с них взгляда, наше внимание было приковано к происходящему так, словно мы были на костюмированном спектакле со световыми эффектами: знаменитая дизайнер, немецкий офицер и Аня, стоящая рядом с опущенными руками, как ребенок, которому вот-вот сделают выговор.