Послышались быстрые шаги. Василий вошел, и по его глазам, подернутым огнем бешеной злобы, было видно, что он уже решил, как она умрет. Люба судорожно сглотнула и закрыла лицо руками, ее охватил озноб, зубы стучали, стало трудно дышать. Она зарыдала от ужаса и даже закрытыми глазами почувствовала, что он подходит к ней.

Он схватил ее за волосы и поднял. Стоя под его страшным взглядом, она почти потеряла сознание.

– О чем думаешь перед казнью?

– Прошу вас, пожалуйста, не надо!

– На кол! – коротко бросил он со злобой и вытащил ее на улицу. Она громко зарыдала и стала умолять его не делать этого.

– Тебя давно надо было на кол насадить. Сейчас и сядешь.

Василий подозвал старого китайца, рубившего хворост во дворе, и велел стащить с нее штаны и белье, что злобный карлик сделал с ухмылкой. Они за руки и ноги потащили ее за избушку, туда, где в землю был вбит кол. Она стала вырываться и жутко закричала, затем потеряла сознание. Они подтащили ее к колу уже без сознания, и у них пропал интерес.

Очнулась она от того, что ее облили водой. Василий сидел возле нее и ждал. Она зашевелилась и застонала.

– Встань! – приказал он, – и разденься догола. Она еле поднялась и, привычная к такому приказу, молча сняла с себя одежду, думая, что он собрался насиловать ее. Но он, взяв рукой за цепь, выволок ее наружу и позвал китайцев. Затем нагнул ее голову и зажал между своих колен. И с силой стал хлестать ее ремнем по голой спине и ягодицам.

Сначала она стонала и рыдала.

– Не надо, не надо, прошу вас! – Но он бил и бил, войдя в раж. Из ран на спине стекали тонкие струйки крови, она ослабла и стала терять сознание. Двое китайцев смотрели на это, как на представление, и смеялись.

Наконец Василий отпустил ее голову, затем подтащил ее к дереву, на котором висел старый, погнутый и проржавевший умывальник. Отшвырнув умывальник, он скрутил веревкой ее руки и подвесил за руки на огромный гвоздь, на котором только что висел умывальник. Люба могла лишь пальцами доставать до земли. Он повернул ее к себе лицом и продолжил истязать, избивая ремнем по животу, груди и бедрам. Хлесткие удары сыпались на ее тело. Она теряла сознание. Он лил на нее холодную воду и снова хлестал. Она вся покрылась сине-багровыми полосами, в некоторых местах кровь тонкими струйками сбегала по телу.

Вдруг Люба очнулась от жуткой боли внизу живота. Василий закончил истязать ее и, исполнив свое ужасное дело, отошел и сел на бревно, наблюдая за ней. Боль в животе была такая сильная, что она стала громко стонать и кричать, стараясь подогнуть под себя ноги. Василий молча наблюдал за ее агонией. Она почувствовала, что что-то теплое поплыло по ее ногам, и остатками сознания догадалась, что это кровь. Вспомнив, что беременна, поняла, что начался выкидыш.

Василий удивленно подошел к ней, и в этот момент из нее вывалился на землю вместе с потоком крови плод ее ненавистного мучителя. Василий взял ее за волосы, поднял голову, посмотрел в глаза и искаженное гримасой боли лицо, затем резко опустил волосы, и ее голова упала на грудь. Она снова потеряла сознание.

Стемнело.

– Кровавый праздник закончился, – сказал он и, вытерев с рук брызги крови, ушел в избу, оставив ее висеть. Вскоре раздался его храп.

Люба висела на руках, то приходя в сознание, то снова теряя его. Все тело представляло собой сплошную рану. Вдобавок кровь после выкидыша не остановилась и по-прежнему стекала по ногам на землю. Она дрожала от холода и боли, понимая, что не доживет до утра. А если и доживет, то он все равно добьет ее, доистязает до смерти.

Вдруг в кромешной тьме послышался легкий шорох, и она подумала, что это хищный зверь пришел на запах крови, чтобы докончить начатое Василием.