Утром, днём и вечером всё было удобно и интересно, но, отвечая «да», она как-то не подумала, и никто не подсказал, что у супругов общие не только дни. Редких не просто ночей, а ночей супружеского долга, она ждала со страхом и отвращением, придумывала различные недомогания и отговорки, плакала и даже через годы после его смерти не только вслух, но и про себя называла мужа по имени и отчеству.
Лика очень, очень уважала и любила Николая Валентиновича. Нет, не то слово, но… Как иначе сказать?
Велик и могуч русский язык! Вот слово «красный» сколько синонимов имеет? Алый, багряный, кумачовый, пурпурный – всё это красный цвет. Даже если оттенки не вспоминать, ещё пару красных наскрести удастся. А любовь?..
«Я люблю сардельки с горчицей» и «Я люблю вас»…
Чушь какая-то!
Нежная любовь к родителям, трепетная – к своему ребёнку; полная гордости или горчащая, приправленная болью – к своему отечеству; животное – потому что на уровне живота – удовлетворение от съеденного поросёнка с хреном и в то же время сокровенное, страстное, болезненно-сладкое чувство… А слово одно – любить.
Она любила мужа, наверное, почти как родителей, гордилась его умом и эрудицией, уважала доброго и знающего своё дело, учителя. Она искренне, нежно, преданно любила Николая Валентиновича, понимая, что это совсем не та любовь…
И всё-таки Лика долго болела, когда умер её муж, знаток права, активно консультировавший не только членов правительства, но и их родственников, выезжавших за границу и попадавших там, в чужих странах, в какие-то неприятные ситуации. Он, видимо, знал нечто, что было отмечено грифом «совершенно секретно», и поэтому скоропостижно скончался, в одночасье, от непонятной болезни.
Значительно позже Лика вспомнила о том, что уж очень спокойно, без мнения коллектива и выговоров с занесением в учётную карточку шестидесятипятилетний бездетный вдовец и профессор женился на выпускнице своего факультета. Петровский был, конечно, не Юпитером – кем-то поменьше, но уж точно не быком, и потому ему было известно и дозволено многое.
Муж никогда не рассказывал ей о придворных секретах – так, иногда, несколько слов без фамилий скажет, как будто констатировал юридический казус. Они не особенно сблизились за эти три года. Днём Николай Валентинович был всегда занят, а ночью – не очень страстен. Он остался для неё скорее уважаемым наставником, чем близким другом, однако она… она, видимо, стала для него сбывшейся мечтой, и ему наверняка доставляло радость, что рядом девушка, так похожая на его первую любимую жену. Вроде как вот оно – живое и тёплое воспоминание о его молодости.
После похорон в гости к Лике несколько раз приходили «друзья мужа», а именно незнакомые целеустремлённые мужчины, раз за разом задававшие одинаковые и очень странные намёки-вопросы. Неразговорчивая и осторожная от природы, она обдумывала каждое своё слово и через полгода поздравила себя с тем, что соответствующие органы оставили её в покое. Наверное, не приняли всерьёз девчонку – непостижимую блажь пожилого профессора.
Лика ещё не успела прийти в себя от потрясения, а тут всё, что казалось незыблемым, вечным, вдруг стало разваливаться на глазах, и ассистент профессора, аспирант Артём Пименов, заскочив попросить денег взаймы, так сказать, по дружбе, посоветовал быстро забрать из банков все сбережения, унаследованных от мужа, и вложить в акции нового нефтяного концерна. Артёмка даже познакомил Лику с серьёзным мальчиком Веней в больших стильных очках и с непонятной, неизвестной ей в прежней жизни профессией брокер.
Сначала она удивилась, получив доход с мудрёным названием дивиденды, и была очень благодарна Артёму, так удачно связавшим с биржей её разрушающееся благополучие.