Я торжественно достаю брелок, кладу его на ладонь, закрываю глаза и шепчу:
– Хочу, чтобы кот Григорий стал умным. Ну, хотя бы умнее меня. И разговаривал. Но не занудно, а как нормальный – с сарказмом, фактами и юмором.
Нажал.
Молния не сверкнула. Музыка не сменилась на Бетховена. Брелок чуть тёплый – как будто уснул. Я смотрю на Григория. Он… спит. Не просто спит – он скотина храпит. Причём с вибрацией, как старый холодильник в хрущёвке.
– Григорий, – шепчу я – Хрррфь.
– Григорий, ты умный? – Хрррфь… мяу…
Всё. Кот как был куском меха с пузом, так и остался. Ни тебе мозгов, ни речи, ни философии. Я вздохнул. Ну ладно. Хотел – как лучше. Получил – как обычно. Ну хотя бы попробовал.
Свернул на заправку. Надо было попить кофе, заодно понять, что делать дальше. И вот с этого момента началась чертовщина.
Я захожу в павильон, беру стаканчик, наливаю себе латте. Возвращаюсь к машине жуя белорусский хот-дог, который по вкусу напоминал детство, гвозди и майонез. Настроение было… сносное. Брелок не подвёл, бензин оказался бесплатным, кассир пожелал мне удачи с лицом человека, который точно знает – удачи мне не будет. Подходя к машине, я уже представлял, как мы с Григорием тихо катим дальше, слушая унылый рок и не думая о Пайке.
И вот я открываю дверь…
– Это что за цирк с усами, а? – сказал мой кот.
Я застыл. Хот-дог выпал. Сердце прыгнуло куда-то в район пяток. Глаза расширились так, что отражение в боковом зеркале само перекрестилось.
На пассажирском сиденье, развалившись как ленивый король, сидел Григорий. Только теперь он не просто лежал. Он… говорил.
– Серьёзно? Григорий? Это ты так решил, что мне подойдёт имя члена сельсовета? Или Григория Мелихова из Тихого Дона?
Я медленно закрыл дверь. Потом снова открыл. Он всё ещё там.
– Э… Гриш?
– Вот это, – он лениво махнул лапой на радио, – чтобы больше не звучало в мою сторону. Я ориентал, мать твою. Я – шерстяной титан. А ты назвал меня так, будто я читаю лекции по бухгалтерии в ветаптеке.
– Ну я не знал, что ты начнёшь говорить!
– Ага, а то, что ты носишь с собой кнопку, исполняющую желания, тебя вообще не смущает, да?
Я попытался отдышаться. Присел в кресло. Посмотрел на него:
– Слушай… мне просто было скучно ехать в одиночку. Я подумал – раз у меня теперь всё можно, почему бы не сделать тебе мозги и способность говорить.
– Ну пипец, поздравляю. Ты создал меня, теперь расхлёбывай. Я уже пять минут думаю, как выбраться из этого уазика на стероидах и вернуться в цивилизацию.
– Это Порше Панамера, между прочим.
– Да хоть Паганини. У меня шерсть электролизует сиденье.
– Ну извини, что не лимузин.
Он огляделся, затем снова посмотрел на меня. Его взгляд стал подозрительно серьёзным.
– Так. Кто такая Пайка? И почему мы удираем в сторону Бреста так, будто за нами Росгвардия с кувалдами и желанием поговорить?
– Еще это имя. Пайка. Как будто кто-то назвал так страшного канадского сфинкса.
Я вздохнул, нажал на кнопку зажигания, и машина мягко загудела, будто знала – сейчас поедем, будет жарко.
– Это… история, Григорий. Длинная. Полная страсти, ошибок и… воровства.
– Как и вся твоя жизнь, по сути.
– Ну… да. Значит так, слушай: Пайка – певица. Не просто певица, а вулкан в ботфортах. У неё пропал брелок. Волшебный. Исполняет желания. Я его подобрал. Чисто случайно. Случайно посмотрел, случайно положил в карман, случайно загадал себе iPhone, одежду, тебя… говорящего.
– Стоп. Я – «случайно»?
– Ну я хотел себе говорящего кота! Чтобы не скучно. Только, ну, не обычного. Чтобы умный, с характером, и чтобы мог диалог поддержать.
– И вместо кота ты получил трёхкилограммовый сарказм на лапах. Молодец, гений. Ну ладно, раз уж ты создал монстра – объясни, с кем мы в конфликте.