Боб напрягся. Он точно знал: если человек из Смоленска улыбается, когда горит его офис, а внутри жарятся его коллеги – этот человек не просто задрот. И не просто Матвей. А в Смоленске, как известно, даже погоде скучно.

Последовали несколько дней тишины. Смирнов не выходил. Потом, наконец, вылез – съездил к остаткам своего офиса, погрустнел, посмотрел на пепел, почесал голову и поехал обратно. Боб продолжал следить. Он не выпускал из поля зрения руки Матвея, ожидая, что вот-вот мелькнёт нечто знакомое. И оно мелькнуло.

Однажды, выйдя из парикмахерской, облачённый в новенькую одежду, купленную, видимо, по страховке или бонусной карте апокалипсиса, Матвей на несколько секунд продемонстрировал в руке тот самый брелок. Боб увеличил кадр, обработал его и тут же отправил изображение Пайке. Та позвонила моментально.

– Ты нашёл его?! – её голос дрожал от чего-то между шоком и восторгом. – Кто он? Где мой брелок?!

Боб выдержал эффектную паузу, немного издеваясь над её эмоциональным фоном.

– Матвей Смирнов. Город Смоленск.

Пайка замолчала, потом резко, как будто кто-то выдернул из неё всю лень:

– Мы срочно едем в Смоленск за моим брелком.

Боб потянулся к кофейной кружке, вздохнул и с тяжёлым сарказмом посмотрел в окно.

Смоленск. Прекрасно. Только этого ему и не хватало.

***

Я, Матвей Смирнов, никогда не считал себя идиотом. Во-первых, у меня аналитический склад ума. Во-вторых, подписка на научный YouTube канал. И в-третьих – коллекция книг, которые я не просто хранил «на всякий случай», а реально прочитал. Да-да, и “Капитал” Маркса, и “Бытие и время” Хайдеггера, и даже "Домоводство" 1987 года. Потому что я верю: интеллект – это когда ты можешь одновременно и микроволновку настроить, и Канта процитировать.

Вот с таким вот багажом знаний и идей я сделал то, чего не сделал бы ни один герой русской классики – я подстраховался. Потому что классики все как один – сначала напьются, потом влюбятся, потом стреляются и самоуничтожаются. А я – нет. Я загадал, чтобы если вдруг певица Пайка – та самая, с фиолетовой прядью, характером как у разъярённой ракеты «Сатана» и голосом, которым можно сверлить бетон, – решит выдвинуться в сторону Смоленска, то мой телефон зазвонил бы так, чтобы об этом узнал не только я, но и вся область. Чтобы даже голуби в районах на окраине взлетели с лавок от тревоги. Потому что в жизни, как в шахматах: лучше заорать «шах!» за три хода, чем потом искать свои яйца по полу в виде пешек.

И вот этот момент настал.

Утро началось стандартно. Я ел омлет, приготовленный мамой, а кот Григорий пытался выбить дверь в ванную, где кто-то – возможно, он же – накануне залил всё мыльной пеной и оставил следы от лап. Григорий – кот сложный. По национальности «ориентал». Он как бы с тобой, но в любой момент может уйти в монастырь, стать губернатором или священником. Его нельзя воспитывать – с ним можно только договариваться. Или подкупать ветчиной.

И вот пока я размышлял о великом и ковырял вилкой омлет, мой новенький, выпрошенный у брелка iPhone не просто зазвонил – он заорал. Так, что в соседнем подъезде заплакал ребёнок, на улице сработала сигнализация «Калины», а наша кастрюля с борщом вдруг вспенилась, будто в неё вселился древний демон.

На экране мерцало: ПАЙКА ЕДЕТ В СМОЛЕНСК.

Я застыл с вилкой у рта, как будто на ней была нанобомба, изготовленная лично Ким Чен Ыном. Это была не шутка. Не совпадение. Это тревога уровня «Собирай рюкзак и беги». Я встал. Медленно. Убрал вилку, погладил кота. Кот глянул на меня с выражением «ты опять всё просрал?» и продолжил вылизывать себе лапу. Настало время действовать.