– Не морочь мне голову Кеном! Кен никогда не поступил бы в университет, если бы ты его не заставил. Все думают, что ты смотришь Кену в рот, потому что позволяешь ему вести все разговоры за двоих. Ты, конечно, исправно ходишь за ним, как хвост, но только затем, чтобы убедиться, что он все делает так, как ты хочешь.

Дэви промолчал, погруженный в давние воспоминания. Он избегал прямой конфронтации так долго, как только мог, а затем поставил крест на возможности заставить Кена что-то сделать против воли. Кен был старшим братом, лидером. Иногда, признавал Дэви, он давал Кену советы, но и только. Прошли годы, прежде чем Дэви впервые обнаружил, что способен направлять дела так, как нужно ему…

В похожей на ящик генераторной будке, стоявшей у ручья, было темно и душно. Мальчуган, увлеченный работой, склонился над каким-то устройством. Он закрыл дверь, чтобы спрятаться от глаз людей, заготавливающих сено в миле отсюда. Крошечные фигурки вдалеке ритмично наклонялись и разгибались.

Мальчик переводил луч фонарика то на генератор, то на кривоватый чертеж, нарисованный на обрывке бумаги. Помятый будильник тихо тикал на полу. От него отходили странного вида провода.

Изобретатель так нервничал, что шарахнулся от собственной тени, мелькнувшей на низком потолке. Он торопливо подхватил с пола фонарик. Тень исчезла, и мальчик облегченно вздохнул.

Несмотря на высокий рост, ему еще не исполнилось двенадцати. Он побаивался затхлой темноты, а еще больше – собственной смелости, поскольку с помощью плана, задуманного и осуществленного самостоятельно, только что схватил тигра за хвост. В семь часов вечера могучий зверь очнется и либо растерзает Дэви за такую дерзость, либо с неохотной покорностью подчинится его воле. В семь часов все электричество на дядиной ферме должно было отключиться само по команде мальчика – отданной сейчас, на три часа раньше.

Сердце продолжало возбужденно колотиться, когда он шагнул на солнечный свет. Дэви мгновение постоял, прижавшись к двери и настороженно шаря взглядом по сторонам – как животное, желающее убедиться, что его не заметили. Но лес, луг и поля вдалеке были погружены в послеполуденную тишь.

В ту весну 1916 года все расцветало необычайно буйно – как природа, так и мальчики. Дэви теперь догнал в росте брата, который был на полтора года старше, и стать вровень со своим кумиром казалось ему следующим шагом к собственному величию. Однако старая синяя рубашка с дядиного плеча, латаная-перелатаная и предназначенная для взрослого широкогрудого мужчины, все равно висела на нем мешком. Потрепанные джинсы тоже болтались слишком свободно, хотя сестра отрезала сзади лишнюю ткань и сделала новый шов, отчего задние карманы теперь располагались почти вплотную друг к другу. Штаны, слишком тесные для толстенных бедер дяди, постоянно норовили сползти с Дэви, пузырясь на коленях.

Тем не менее, несмотря на нелепую поношенную одежду, встрепанные волосы, тонкорукость и тонконогость, он выглядел грациозно, пока бежал, пригнувшись, к краю поля – подгоняемый страхом, но исполненный надежды на возможный успех.

Забежав в амбар, он схватил точильный камень, за которым его и посылали, а затем выскочил, поддернул спадающие штаны и вприпрыжку помчался к мужчинам, работавшим на северном поле. Внезапно он подумал, что его проступок может повлечь гораздо более серьезные последствия, чем угрозы Кена. Он побежал дальше, решив вообще никому ничего не говорить, пока не увидит, как все обернулось.

Добравшись до работников, Дэви успел запыхаться. Лицо Кена было недовольным – брат злился, что его бросили одного, но Дэви вновь энергично подтянул штаны, схватил вилы и вскарабкался на стог рядом с ним.