И, что хуже всего, с лишением боевых наград.

Отобрали афганскую «отвагу» и «мужика» за Чечню. Последнее обидело особо.

Орден Игорю дали за то, что целую ночь гасил чехов из ПК, закрепившись на перевале, не давал бойкам спуститься вниз, где дымила и орала, постепенно затихая и истекая кровью, группа спецназа, угодившая в засаду.

Он был из второй группы, выдвинувшейся на помощь.

Стрелкотня была настолько плотной, что ни мы, ни духи не могли подойти к попавшим в засаду.

Игорь был ранен, но от пулемёта не отошёл.

Утром прилетели вертушки, и тех, кто дожил до утра, эвакуировали.

Игоря тоже.

Кстати, в Чечне он и стал Узбеком.

…В Киеве уже во всю скакал Майдан, когда Неустроева посадили.

Анна Михайловна как-то окаменела после этого. Она вроде бы уже привыкла к непростой и забористой судьбе сына.

Не то, чтобы привыкла, но утешилась.

Во время его первой командировки в Чечню она вошла в храм.

По настоящему.

И уже не выходила.

Когда стало тяжело ходить на службы, молилась дома.

«Вместе с патриархом», – говорила Анна Михайловна. То есть с включённым телевизором, по которому показывали патриаршее богослужение.

Но суд и тюрьма будто добили её.

Всегда общительная, даже в старости, Анна Михайловна как-то замкнулась.

А тут ещё и глухота…

И вдруг пошёл снег.

Без мороза, на мягком ноле.

Над Бахмутом и вдоль всей линии фронта от Клещеевки до Курдюмовки и дальше на юг – на Горловку и Ясиноватую – закружил, повалил неровными хлопьями чистый, липнущий к одежде и броне снег.

Он засыпал изрытые воронками поля и срезанные артой почти до корешков лесополки, неубранные тела бойцов, выжженную изнутри технику.

Снег покрывал желто-рыжую глину развороченного «Казбека», откуда торчали вырванные доски и лохмотья маскировочной сети, заполнял пустые выпотрошенные цинки для патронов, а главное – закрывал и примирял своей белизной разномастный камуфляж, который в несколько слоёв пестрел на бруствере и вокруг бывшего опорника.

Снег шёл и ещё кое-где желтел из-под снега натовский пиксель, резал взгляд противоестественный на белом зелёный отличительный скотч на шлемах укропов, в одном-двух местах торчала отечественная цифра.

Но постепенно, взмах за взмахом белых облепленных снегом ресниц впереди и вокруг становилось всё белее и белее.

И странное дело – тише.

То, что авиация и дроны присели с таким снегопадом – понятное дело.

Но казалось, что и арта умолкла…

…У Анны Михайловна в доме тоже шёл снег. Точнее, он шёл за окнами. Но и в душе, и в памяти её тоже шёл снег.

Она сейчас вспоминала, как хоронили её Степаныча.

Погода была такая же, несмотря на январь.

Ноль и снег.

На влажную глину по краям могилы липли снежные хлопья, внизу краснел недорогой гражданский гроб с чёрной оторочкой.

Странное дело, сейчас ей почему-то казалось, что там, в воспоминаньях, над могилой отца стоит её Игорёк. В военной пятнистой форме.

Несколько месяцев назад он ей звонил, сказал, что Родина его простила, что он пошёл добровольцем на войну и заслужил УДО. Что ещё немного – и он вернётся домой с Победой.

Анна Михайловна, как всегда, когда вспоминала что-нибудь из своего прошлого – плакала.

Но это были хорошие слёзы, приятные.

Слёзы прожитой жизни, того настоящего, что теперь будет с ней навсегда: её Степаныч, её Игорёк…

Она знала, что они живы.

Бахмут – Москва,

октябрь – ноябрь 2023 г.

Посвящаю Вере Хорват

В международном аэропорту Белграда Егора встретили. Следующий час, что отделял его от конечной цели их поездки, средневекового города-крепости Смедерево, они провели в радостной и немного сбивчивой болтовне с его сербской переводчицей Миленой.