О вождях сопротивления отзывался морщась.

Про «ельциноидов» и «убийц мальчишек» говорить вообще не мог.

После амнистии руководства Верховного Совета, когда напыщенные и «непримиримые» говоруны получили от «упыря Ельцина» должности и синекуры и расселись по собственным университетам и губернаторствам, Игорь запил. На месяц. Даже больше.

Не впервые. После Афгана это случалось, но здесь – будто что-то сломалось.

Из запоя вышел сам, без посторонней помощи. Совсем чёрный и шаткий, как былинка.

Опять устроился на работу.

И пошли смиренные день за днём в жизни сына и Анны Михайловны, из того времени запомнилось только одно, как отца схоронили. Не пережил Степаныч приватизации и разлахмачивания общественной собственности по частным гребешкам.

Дочка Игоря родилась в тяжёлое время, и хотя Анечка, названная в честь бабушки, об этом не догадывалась, но выкраивать на самое необходимое семье Неустроевых приходилось всё труднее и труднее.

Потом была Чечня. Первая, Вторая…

Игорь поучавствовал в обеих. Контрабасом, как он говорил матери.

Боевые, с опозданием, но всё же полученные позволили семейству перевалить в двухтысячные.

Жили они с Леночкой, по словам матери, натужно, но дружно.

К нулевым даже как-то приспособились и начали жить неплохо, самаркандские повадки жены оказались востребованы в челночном бизнесе, она взяла себе место на Центральном рынке и освоила хорошо известные по «девяностым» туристические маршруты в Турцию и обратно с клетчатыми безразмерными баулами.

Игорь из шиномонтажки ушёл и, как ветеран боевых действий, устроился охранником в супермаркет, работа, прямо скажем, стариковская: походи вдоль касс, собери пустые корзины и отгони брошенные коляски на место.

Вот и всё.

В общем, отрастил на пятом десятке животик.

Пил пиво и болел за сборную России по футболу.

Правда, иногда клинило. Особенно по пьяному делу.

А ещё потому, что жена зарабатывала намного больше. И жила какой-то своей отдельной и презрительной к нему жизнью – со складами, арендой, братвой, чёрными и обрывочными фразами:

«Я потом отдам».

«Сам знаешь как…»

Говоря словами Анны Михайловны, «натужно» из их жизни ушло. Но вместе с ним ушло и «дружно».

Дочь тоже как-то особенно с отцом не считалась, одетая матерью с ног до головы, уже в старших классах школы она гуляла, как хотела.

Поэтому когда Леночка ушла от Игоря, Анна Михайловна не удивилась.

Затем и Анечка уехала в Москву, Леночка сказала, что на учёбу.

Но для бабушки девочка пропала. Да и для отца тоже.

После развода с женой Игорь стал как-то стремительно сдавать.

Уже вовсю катились десятые годы нового века.

Странно, конечно, уходить от мужа, когда тебе сорок.

А с другой стороны, и не странно – дочь выросла, муж охранник, а вокруг вьются улыбчивые ахмеды и арсланы в масле. Не только работа, но и отдых уже давно и без мужа – в Турции, маршруты пробиты, контакты налажены, на точке стоят молодые дуры из области.

Совсем не странно состоявшейся женщине пожить для себя.

Собственно, из-за ахмедов всё и случилось.

Возвращаясь с дежурства, Игорь зацепился с тремя азербайджанцами.

Слово за слово, те за ножи, а Игорь в Чечне в разведбате служил, там его хорошо поднатаскали.

В общем, одного из нападавших он задвухсотил, другие сбежали.

Подключилась диаспора. Нож горячих южных парней из материалов следствия и вещдоков куда-то пропал, записи с камер тоже. А вот данные экспертизы, что Неустроев был в подпитии, – сохранились.

И превратились в отягчающее.

Леночка пыталась помочь бывшему, занесла и адвокату, и следакам.

Но, видимо, другая сторона занесла больше.

Игорь получил двенадцать.