Враг ещё несколько раз пытался зайти на «Казбек», но безуспешно.

А когда они вышли за железку выше наших позиций, батальону пришлось откатиться на восемьсот метров. НП так и остался ничейным.

Двухсотых не могли забрать ни мы, ни они.

Кроме Узбека, там оставалось ещё двое наших, «кашников».

Хотя и сам Узбек был из «кашников», правда, уже бывший.

Потому что, когда заслужил своё УДО в мясорубке под Бахмутом в июле 2023 года, остался на контракт.

Так и сказал: «до Победы».

Так и сказал.

Анна Михайловна после семидесяти стала глохнуть, в последние года полтора как-то особенно быстро.

Врач в районной поликлинике только плечами пожал:

– Что Вы хотите, дорогая? Загляните в свой паспорт, всё согласно возрасту.

Сказал по-доброму, но Анне Михайловне стало совсем грустно.

В последнее время стена между ней и миром стала ещё прочнее и молчаливее. Особенно остро она почувствовала, что отошла от людей – после посадки сына.

До этого очуждение было не так заметно, но всё к тому шло: смерть мужа, потом – многих общих друзей, родственников.

Такое ощущение, что так и задумано, чтобы к старости человек оставался один, как в младенчестве. С тою лишь разницей, что маленький человек радостно надувает розовые пузыри и сам верит в них, а в старости – с грустью смотрит, как они лопаются.

Но должно же что-то оставаться, что не лопается?

Собственно, ради чего и было всё это?

Анна Михайловна поняла, что для неё это – сын и Бог.

И воспоминания.

В общении со всеми ними глухота не мешала.

Особенно с Богом.

Как и все в её поколении, она пришла в церковь в 90‑е. То есть была тайно крещена бабушкой в конце сороковых, но после этого пятьдесят лет достаточно бодро строила развитой социализм.

Вообще-то Анна Михайловна строила своё семейное благополучие и работала, но как-то так незаметно получалось, что вместе с этим строился и развитой социализм.

И надо сказать, неплохо строился. Потому что девочка из учительской семьи, выросшая в служебном одноэтажном деревянном доме на две семьи в маленьком зауральском городишке, сначала закончила институт, потом вышла замуж, как молодые специалисты они сразу же получили с мужем двухкомнатную квартиру в областном центре и стали жить.

Всё это без каких-либо сверхусилий. Они просто работали и делали то, что умели. И делали это хорошо.

Постепенно в доме появились холодильник, стенка с книгами и хрусталём, цветной телевизор и стиральная машинка. Электричество стоило копейки, газ и центральное отопление были.

Хуже было с детьми.

Игорёк, родившийся первым, был их радостью и, что там говорить, больше забавой.

В отсутствие бабушек и дедушек государство взяло на себя заботу о своём маленьком будущем гражданине – так в их жизни появились ясли, детский сад, потом школа и продлёнка, летние пионерлагеря, куча кружков, где Игорь, правда, не особенно приживался.

А молодым родителям было время пожить и для себя.

Правда, из этого «пожить для себя» и случилось их главное семейное несчастье: уже через год после рождения сына Анна Михайловна опять забеременела и после долгих колебаний, советов с подругами и консультаций с доброжелательными эскулапами решила сделать аборт.

Муж её полностью поддержал.

У молодых родителей были какие-то амбиции, надежды на карьерный рост.

Сейчас и не вспомнишь.

Какие были амбиции и надежды на рост у неродившегося братика или сестрёнки Игоря, никого в ту пору не интересовало.

После операции довольно быстро стало понятно, что детей у них больше не будет…

Перестройку и перестрелку, развязанную на межнациональных просторах их бывшей единой Родины, они восприняли бодро, в соответствии с твёрдыми телевизионными посулами и несомненными газетными заверениями.