Иногда работала ночью, по теплаку.

Тогда сидевшим на «ноле» казалось, что хохол зашёл в тыл и там его встречают из крупнокалиберного.

Это, конечно, нервировало.

Но стоявший справа дивизион «дэ двадцатых» работал не смолкая, работал, судя по всему, неплохо, потому что время от времени обозлённый хохол накидывал по нашей арте из ствольной и реактивной, но достать не могли.

Головастый комарт поставил свои гаубицы за крутым отвалом глиняного карьера, поэтому всё, что летело по прямой или настильной его не брало. А миномётам было далеко. «Хаймерса» в тот момент тоже на нашем участке фронта не нашлось, а то б, конечно, не пожалели.

Работающая своя арта ободряла пехоту, но вот вражеским «птичкам» ничем помешать не могла.

Ходили и днём и ночью.

Подступиться к двухсотым было невозможно.

Ночью следили через теплаки, любые шевеления наших давили артой и сбросами, особенно усердствовала крупнокалиберная летающая нечисть со стодвадцатыми минами. «Баба Яга» нацистов ночь за ночью летала над нашим «нолём» в поисках техники и арты.

И Узбек лежал уже очень долго.

Говорить «тело» или «двухсотый» о нём не могли.

Пока он был там – он был как живой.

Хотя в батальоне уже знали, что его задвухсотило.

Главное, что не его очередь была идти на передовой НП. Хотели вообще «кашников» послать, бывшие зэки были ребята надёжные, наш командир их хорошо обстрелял на полигоне (что вообще-то с «кашниками» бывало, прямо скажем, не часто, многие кадровые относились к ним, как к мясу, и гнали «шторма Z» в самое пекло неподготовленными).

В общем, зэки понимали, что нужно искупать, и шли в горячее спокойно и убеждённо. Статьи почти у всех были тяжёлые, а что у этих спокойных на вид мужчин творилось в душе, попробуй пойми.

Но Узбек вызвался сам.

Хотя какой Узбек! Чистокровный русак, девяностые провёл в бывшей Узбекской ССР, вот и всё узбечество. Но позывной прилип, он и не возражал.

* * *

– Давайте, я хоть голову принесу! – в сердцах сказал Минор, когда очередная группа разведчиков вернулась ни с чем. – Голова и так уже еле держится! Отправим в госпиталь в Ростов, на экспертизу ДНК.

Ну что за дела? Второй месяц пошёл, а Узбек всё БВП! – старшине никто не возражал, но командир посмотрел так, что всем стало понятно: по частям бойца возвращать не будем.

Сказать, что разведгруппа вернулась ни с чем – не совсем правильно. Нахватались осколков на полпути к бывшему НП.

Едва разведосы выдвинулись за двухсотыми, со стороны укропов выкатился танчик и отработал по ним. Три раза.

Слава Богу, что не напрямую, наводили по «птичке». Первые два совсем далеко, а вот третьим почти накрыл.

Обратно уже тащили одного контуженного, двух ещё посекло осколками, но не сильно. В мягкие ткани.

Начмеда, увязавшегося с разведкой – в совсем мягкие. Он ещё месяц потом сидеть не мог и на совещаниях у командира стоял столбиком.

Телевизионщикам, приехавшим в батальон снимать кино про наших медиков, он, помолчав, скажет: «Посекло конечности».

Если вдуматься – так оно и есть…


– На нём уже два, а то и три слоя хохлов! – будто оправдываясь рассказывал Варан, командир разведгруппы. – Мы метров на сто в этот раз подошли.

«Казбек», передовой НП батальона перед железкой, хохол отжал, но закрепиться не успел.

Там его накосили особенно много.

Накаты украинской пехоты под Бахмутом были как-то особенно бессмысленны и безжалостны в первую очередь по отношению к своим.

Это мы после узнаем, что за ними стояли баты «Айдара» и «Азова».

Получается как заградотряды.

Стоявшие против нас две бригады теробороны к исходу лета только и были способны, что стоять.

Да и то только потому, что у нас сил наступать не было.