– Летом гораздо быстрее это происходит, в тёплой воде. Если они всё же там, – он указал рукой в воду, – поднимет их уже под лёд, в который они встынут до тепла. А весной всё вмороженное в лёд первым вытаивает. Только лишь бы сильно не опоздать: ворон, сорок и всякую дичь, которым в радость сладкая человечина, никто не отменял! Хотя ещё, возможно, родные тралы вызовут, те ползают, бывает, поднимают…

Наконец сеть закончилась. В лодке шевелилась, била хвостами, шлёпала жабрами огромная гора рыбы.

– Килограммов двести на вскидку, двести пятьдесят… Вот тебе и начало положено. Везёт тебе, студент!

Он развалил гору рыбы по лодке, убрав крен одной стороны, подкачав бензин, запустил мотор и, неторопливо закурив, включил скорость.

В этот первый для меня раз, мы взяли двести килограммов судака! Сдав его на следующий день и получив за одну рыбалку денег, как за месяц работы на «хозяина», я теперь уже точно решил – моё!

Назавтра Валерка прибежал с утра и, пока я собирался, объяснял мне и сидевшему на кухне бате:

– Родня Серёги вызвала тралы. Он, оказывается, на них работал, начальство пошло навстречу. Нам надо кровь из носа сети снять. Они всю пойму тралить будут…

Часа за два сняв сети, мы ушли на остров и, выбирая рыбу, наблюдали, как довольно большие катера, нами называемые «сотки», распустив трал, медленно, «дорожками» ползали по пойме. На пятом проходе катера, застопорившись, сошлись и подтянули баркас. Не вытерпев, мы, отложив работу, причалили к катерам. Рыбаки, не удивляясь и не отгоняя нас, громко объясняли ситуацию:

– Не могло их за два дня при такой тишине далеко унести. Они или в камышах, где нырнули, либо, наоборот, в какой ямке узкой лежат. Трал мог выше пройти…

Рыбаки в баркасе собрали по ящикам попутную рыбу, и тралы, разойдясь, продолжили свою вынужденную трагическую рыбалку. На следующий день тралы ни с чем ушли…

В этом памятном, сломавшем хребет Союзу году, морозы пришли рано. В последних числах октября пойму за ночь затянуло стеклом. Нетерпеливые мужики, «на риск», через день повыползав на мелководье, «на крепость» кололи лёд лёгкими пешнями, и уже первого ноября самые лихие пробовали зимние снасти. Мы же, приготовив сети и прочие приспособления для их установки под лёд, пока ждали.

Брат утонувшего Юрки беспрерывно бродил недалеко от берега, просматривая через тонкий ещё лёд неуютное дно. Иногда подходил к рыбакам, торопливо закуривал и говорил, будто извинялся:

– Ищу его, а он, можа, где бухает. Их же с Серёгой покой не брал, когда «синьки» наедались. Вот и тот раз могли вместо рыбалки где-нибудь на пьянку залечь. Ведь если вместе утонули, где тогда они – всю пойму до льда протралили вдоль и поперёк.

Было видно, что он сам не верил в то, о чём говорил, но слова давали, пусть эфемерную, мизерную, но надежду. Докурив, парень, согнувшись надо льдом, уходил, а мужики почему-то виновато молчали.

Не спрашивающий меня ни о чём отец наконец заговорил:

– Это значит, любовь прошла? Как, скажи, дальше собираешься жить? И пацан там остался, теперь совсем безотцовщина, так, что ли?

Меня самого мучил этот вопрос. Но сейчас отнекивался, налегая на денежную проблему. Отец, внимательно наблюдая за моими метаниями по кухне, слушал, задумчиво передвигая по столу пустой стакан. Когда я, истратив словарный запас, остановился, понимая, что ничего внятного не сказал, он подытожил:

– Значит, денег собьёшь и вернёшься? Ты думаешь, что рыбалкой проще заработать, чем другим делом? А я вот так не считаю. Но даже если пойдёт у вас, уверен, что тебя ждать будут дома? Я про бабу твою сейчас… Ведь, добрав одно, другое совсем потерять можешь…