– Почему ты с ним связалась?

– Что ты делаешь?

Он вытащил мой конверт.

– Твои?

– Положи обратно. Нельзя вмешиваться. Уйди, прошу.

Он глянул тяжело, но вернул деньги. Затем вытащил из сапога головореза здоровенный нож и швырнул его через забор в темноту.

– Пожалуйста, Костя, – взмолилась я.

Он наклонился над головорезом и пару раз ударил его по лицу. Головорез застонал, открыв глаза. Костя рывком поднял его.

– Просыпайся, красавчик.

Глаза головореза расширились.

– Кто ты, черт возьми?

– Тот, кто любит бить, – голос Кости был ледяным.

Головорез заскулил.

– Не бей, прошу.

– Зачем Лера дает деньги?

Он глянул на меня.

– Не твое дело, – бросил Косте.

Костя заломил ему руки, развернув к мне.

– Кто ты? – прошипел на ухо.

Лицо головореза сморщилось.

– Ты ломаешь руку, братан!

Костя что-то сделал, и тот завопил.

– Ладно! Я заменяю парня, который обычно забирает. У его сына день рождения. Это не мой маршрут.

Я застыла, потрясенная. Костя излучал угрозу, как темный ангел. Головорез взвыл, встав на цыпочки.

– Еще раз сунешься – найду, – тихо пообещал Костя.

– Не вернусь. Клянусь.

Костя швырнул его на землю. Тот вскочил и, шатаясь, исчез.

Костя посмотрел на меня.

– Ты в порядке?

Катастрофа обрушилась на меня. Головорез доложит Заиду, и тот сорвется на мне. Страх дрожал в голосе.

– Зря ты это сделал.

– Кто такой Заид?

Слезы душили.

– Все плохо, – я заплакала.

– Лера.

Я шатнулась к двери, оглянувшись.

– Оставь, или мы оба покойники.

Он перехватил мою руку.

– Что у них на тебя?

– Это не твое дело. Оставь.

– Алла знает?

– Нет! Поклянись, что не скажешь.

Он выдохнул через нос.

– Сколько ты должна?

– Это тоже не твое дело.

– Ты явно вляпалась, Лера.

– У тебя своих проблем хватает. Оставь.

Он нахмурился.

– Позволь помочь.

От его предложения помочь захотелось разрыдаться. Когда мне в последний раз предлагали помощь? Но он не мог лезть в это.

– Ты не можешь. Спасибо, но не можешь.

Не сказав больше ни слова, я юркнула обратно в бар.

Костя

Я лежал в постели, уставившись в потолок. Вчера тренер сообщил, что меня временно отстранили на семь игр. Срок пересмотрят, когда появятся новые факты.

Сразу после этого позвонила Алла. Она предупредила: если полиция найдет улики, глубже втягивающие меня в дело Ильи, меня обменяют. Кузнецов дал понять, что готов отменить отстранение, если я докажу, что меняю свою жизнь, и при условии, что не всплывет ничего компрометирующего. Но как отстраненному игроку мне запретили участвовать в играх, тренировках и даже появляться в командном зале.

Гнев и отчаяние накрыли с головой. Если меня обменяют, захочет ли другая команда меня взять? Всю карьеру я играл за «Московских Тигров» и не представлял себя вне их. Мысль о продаже вызывала тошноту.

Но женитьба на незнакомке казалась не меньшим кошмаром. Вчера, перебирая кандидаток, я чувствовал, как растет обреченность. Я не хотел пускать чужого человека в свой дом – мое убежище, куда редко ступали даже друзья. Женщины, с которыми я встречался, никогда не переступали его порог.

Я баловал их ресторанами, подарками, уикендами в пятизвездочных отелях, но всегда уважал их пространство и ждал приглашения. Мой дом был моим, местом, где я отгораживался от мира. Лишь единицы получали доступ. Мысль, что кто-то поселится здесь на год, злила так же, как разгром, учиненный полицией.

Разочарование выгнало меня из постели на долгую пробежку. Вернулся с дрожащими ногами и горящими легкими, но тревога не отпускала. Стоя на кухне, я озирал разруху. Дом стал чужим. Надо было убирать, но беспорядок парализовал. Когда Алла позвонила и велела явиться в офис, я с облегчением сбежал.