Я не улавливала нить разговора, наслаждаясь всем, что меня окружает – размеренным дыханием Нота, мелодичным смехом Мел, низким голосом Линоса, уютом, что они неосознанно создают в маленькой квартире. И тем, что я могу просто любоваться заходом солнца рядом с ними.

Как только сумерки вступили в свои права, а свет над Эонией стал электрическим, из груди вырывлся вздох.

– Тебе пора? – прошепал Нот, улавливая перемену, и мягко провел по моим волосам.

– Как всегда.

Я спрыгнула с подоконника и направилась к двери, обернувшись на пороге. Мелина стиснула меня в объятиях и шепнула:

– Что насчет бара? В пятницу.

Линос, как дикая кошка, кинулся вперед, резко вскинул руку и развернул к себе Мел, дернув за плечо. Наверное, он бы даже смог лишить ее головы одним укусом.

– Это день Библиотечных игр! – в его глазах полыхала тысяча разожженных пожаров.

Сдерживая смех, я коснулась Лина в успокаивающем жесте.

– В десять вечера. Мы все придем, – Мелина фыркнула, но молча согласилась.

– А мне вы нужны будете немного раньше. Есть одно дело, – вставил Нот.

Спрашивать о подробностях главного любителя интриг было бессмысленно. Я скользнула в удушливый вечер, где асфальт начинал остывать и окутывать прохожих жаром. Дорога обратно занимала время, но была для меня секундой. С каждым шагом легкие все больше сжимались, выталкивая воздух, кровь стучала в висках и тяжелело тело. Иди, иди, просто иди. Однажды мотылька все равно сожрет пламя, так зачем сопротивляться?

Бездна, каждый раз одно и то же. Цепи тянули обратно, впивались в мозг. Напоминали, что я лишь придумала себе возможность другой жизни. Тот, кто с самого рождения связан узами, всегда будет думать, что состояние свободы – это сумасшествие.

Практически задыхаясь от зноя и мыслей, я добралась до руин. Здесь всегда было прохладно и туманно, будто кто-то накинул на глаза полупрозрачную ткань. Легкий озноб прошелся по спине. Люди избегали этого места, и даже мне было неуютно в его тотальной всепоглощающей тишине. Но я бывала здесь так часто, что эта тишина однажды стала успокаивающей, обволакивающей и понимающей. Сочувствующей и принимающей, как материнские руки.

Я опустилась на колени и провела ладонями по осыпающейся холодной кладке, представляя, что под моими пальцами – разбитое прошлое. Может, когда-то это был Пантеон, где на заре мира воспевали таких, как мы, который через столетия превратился в последний оплот религии. И пал вместе с человеческой верой. Только вот если ты ни во что не веришь, это не значит, что высших сил нет. Вера ничего не определяет. Мойры вечно плетут людские судьбы – так было и так будет. Падут храмы и заветы, а боги лишь посмеются.

Поднялась и устало размяла шею. А потом шагнула за Черту.

***

Эонии никогда бы не существовало без Элизия – пристанища богов. Каждому Пантеону был дарован смертный мир, за который они были в ответе. Мы никогда не видели других миров и богов, просто знали, что они есть.

Никто уже давно не приносит жертвы, не возносит молитвы, не рассказывает о нас детям перед сном. Древние создания, забытые людьми. Наука и технологии, отвергающие религии и чудеса, правили умами и душами. Но человечество продолжало любить и ненавидеть, взращивать землю и хоронить близких, дожди, как и тысячи лет назад, падали с неба, и светило солнце. Это были наши силы. Только благодаря эфиру богов Эония жила. В общем, в том и была наша роль – существовать. Даже делать ничего было не нужно.

Иногда я пыталась представить себя простым божеством, от которого мало зависит баланс мира. Или Высшим, запертым в Элизии, чьи силы слишком важны. Или смертным. Каково это – выбирать путь, зная, что твоя жизнь конечна? Решать, кем тебе быть, как поступать и ради чего вставать по утрам. Ответ на эти вопросы я желала получить больше всего.