– Бросил Агату, как только лучи рассвета коснулись кровати. Даже немного жаль, она такое умела вытворять своим языком…

– Ради всех богов, избавь от подробностей! – рыкнул Линос.

– Кто такая Агата? – уставилась на него я.

– Очевидно, очередная несчастная, – скривилась Мелина.

Я с недоверием прошлась по Ноту взглядом с ног до головы.

– У тебя были отношения?

– Рэй, я тебя умоляю. Он подцепил ее вчера. Как до этого Дору, Ксанту, Лидию…Подставь любое имя. Ночью чувства захватывают его с головой, а наутро пуф! – Мел вскинула руки – И все исчезает.

Нот схватился за сердце, будто подруга метнула в него копье.

– Ауч! Она мне действительно нравилась.

– Ну. Продлилось это недолго, – Линос скрестил руки на груди.

– Что насчет тебя, умник?

– Дай подумать! – Лин потер подбородок и начал загибать пальцы – Читал, читал и…читал.

Посмотрела на его бледную кожу, крошечное пятно от ручки на вороте поло, листки бумаги, торчащие из кармана. В этих мелочах весь Линос, тельхин, ничего не жаждущий больше, чем знать. Он даже не догадывался, сколько томных вздохов девушки бросали ему в спину. Загадочный, притягательный. И недосягаемый.

Три пары глаз медленно сосредоточились на мне. Зная, что рассказывать нечего. В Элизии ничего не менялось. Никогда.

– Самое время начать петь гимны моего имени, потому что я кое-что принес.

Линос вернулся в коридор, и я заерзала на стуле. Аромат, сопровождающий тельхина, был заметен сразу, но изо всех сил мне приходилось сдерживать слюну и не испортить сюрприз. Через минуту на стол опустилась неприметная коричневая коробка, от вида которой мы застонали в унисон.

– Держи себя в руках! – Мел уже сорвала верх и готова была запустить пальцы в тесто, но Лин стукнул ее по руке – Кирия Хиона передавала привет.

Эта женщина из кондитерской через квартал делала лучшую на свете портокалопиту, за которую готовы были драться даже боги. Мы нашли ее случайно, после очередной разгульной ночи, когда под утро Мел начала жаловаться, что зверски голодна. Мой нос просто не мог проигнорировать невероятный запах свежей теплой выпечки и терпкого сладкого апельсина. Тогда кондитерская за раз лишилась семи пирогов, три из которых единолично съела бассарида, издавая шипение каждый раз, когда кто-то из нас протягивал к пирогу руку ближе, чем на несколько сантиметров. Бедная кирия всерьез опасалась, что гостью просто стошнит от этого количества еды. Не запомнить такую компанию было сложно, и она всегда радовалась, когда кто-то из нас приходил за портокалопитой.

На этот раз, как и всегда, сложно было остаться в сознании и не убежать с пирогом в дальний угол, отбиваясь от остальных всем, что попадется под руку. Мел протяжно вздохнула, но умерила пыл и разорвала мягкое тесто пальцами, не обременяя себя поисками ножа.

Я поднялась со своего места, подхватила кусок со стола и перебралась к окну. Запрыгнула на подоконник, слегка подталкивая Нота бедром, чтобы он подвинулся, закинула ноги так, что оказалась сидящей боком к друзьям. Затылок упал на плечо ветреного бога, он небрежно обхватил меня рукой, позволяя отвернуться к стеклу.

Пока они тихо обсуждали, как на днях из центрального городского фонтана выловили какую-то сумасшедшую, которая оказалась нереидой Аретузой, и что теперь ждет ее за неподобающее поведение в Эонии, я отщипывала кусочки теста сладкими от апельсина пальцами, попеременно отправляя их в рот или передавая Ноту, и неотрывно наблюдала, как закат окрашивает крыши домов, топит улицы, превращая город в розово-красный, словно смотришь на него через цветной осколок. Этот краткий миг, провожающий день, лучшее, что было подарено людям. Как будто Гелиос, влюбленный в Селену, может сказать о своих чувствах лишь единожды, даруя ей последние самые красивые лучи, в тот момент, когда они ближе всего друг к другу. Впрочем, может так оно и есть.