– Праздник, праздник! – завелась Разбитная. – Душа поет!

– Это хорошо! – расхлябанной походкой пошел на них Ургеничус. – Мы тож тута шибко певучие, когда повод есть да компания подходящая! Эй, Пахом! Нет ли у тебя там горячительного?

– Есть, как не быть, – это уже Пахом распахнул свою клетушку и выполз наружу.

– Мне б домой, – робко вставила Плакса.

– Да об чем проблема! – хохотнул Ургеничус. Он явно играл в этом оркестре первую скрыпку. – В лучшем виде, дамочки! В самом наилучшем виде доставим!

– Правда? – обнадежилась Плакса. – Вы нас не обманете?

– Да вот те крест! – хохотнул Ургеничус. – Моя смена через два часа закончится и я вас, красавицы, да самолично, под охраной вот этого вот револьверта, хоть на край света!

– Ну, мужчина! Вы такой!.. – прижалась к нему Разбитная.

Песня закрутилась.

– Счас мы выпьем, часы скоротаем, – подхватил ее под пышный бок Ургеничус, – порадуемся жизни и на самой красивой карете до квартиры!

Компания переместилась в закуток.

Пахом молчаливо собирал на стол, приносил громкую посуду и наличные харчи. Ургеничус балагурил – обалтывал согласных дам.

– Выпьем за знакомство! – поднял большой стакан Ургеничус. – Меня Феликсом зовут. Пахома вы уже знаете.

– Нюра, – представилась Разбитная, игриво усаживаясь к нему под бочок, и тут же поправилась. – Анна! А это у нас Софа, Софья.

– Я не буду, – тихо попросила Плакса Софа и спрятала руки под стол.

– Как это ты не будешь! – не принял отказа Ургеничус. – А праздник?

– Я такое крепкое не пью, – выбрала слабую отговорку Плакса. – И у меня муж, а я к нему пьяная.

– С одного-то стакана?

– Нет, ну пожалуйста!

Ее не слушали. Пахом молча всунул стакан в тонкую ладонь и сказал жестко.

– Пей!

От страха дамочка сделала глоток и закашлялась, чем вызвала громкий смех компании.

Сопротивления, как и самостоятельности, в слабом нутре у Плаксы было немного. Ровно на один, первый глоток.

Они пили, выли вразнобой разные песни, хихикали и опять пили.

Часа через полтора Плакса спросила про время и опять начала скулить.

– Отпустите меня, пожалуйста, вы же обещали! Меня муж дома ждет. Он строгий, ругать будет.

– Скажи еще, что побьет! – хохотнул Ургеничус.

– Нет, он меня не бьет, – откровенничала спьяну Плакса.

– А чего деит? Гладит?

– Он стыдит.

– И всего-то?

– Ага, всего-то! А знаете, как это? – нагоняла Софа слезу. – Это больнее, чем кулаком! Это как по голому сердцу.

Ее нелепые в этом кругу откровения вызвали новую волну смеха и издевок.

– Вы тут договаривайтесь, – встал из-за стола повеселевший Ургеничус, – а мы пойдем по протоколу решать. Пойдем, Анна?

– Пойдем! – кобылицей заржала Разбитная, всем своим видом демонстрируя полную готовность. – Посмотрим, какой он у тебя, твой протокол! На-стоящий сказуемо или под-лежащий прилагательно?

– А ты, – подмигнул Ургеничус Плаксе, – не кочевряжься, поговори с человеком, мож и с тобой по-нормальному обойдутся, по бес-протокольному! – и хохотнул похабно.

Пахом молча дымил папироской, искоса поглядывая на Плаксу. А она, парализованная страхом, сидела, зажав ладони коленями, покачивалась и смотрела упрямо в одну точку на столе.

– Домой хошь? – выдал наконец призывный сигнал Пахом.

– Хочу, – тихо кивнула Плакса.

Пахом поднялся, затушил окурок в тарелке и зашел к Плаксе со спины.

Она сжалась еще больше.

Пахом положил свои толстые пальцы-колбаски ей на плечи. Дама вздрогнула, но рук не скинула. Тогда он осмелел и полез клешнями под кофточку.

– Вы что… вы что? – зачастила дамочка. – Я совсем не такая!

– Домой хошь? – мутным голосом с упором повторил Пахом.

– У меня муж, – только и выдохнула Плакса.