– Левые радикалы могут воспользоваться ситуацией.

– Вот именно! Усильте охрану дворца и постарайтесь не доводить до эксцессов.

– Но если толпа…

– Раздайте солдатам холостые патроны.

– Ваше сиятельство, – догоняет сановник карету, – он приказал отменить демонстрацию.

– Отлично!

– Патроны велел раздать холостые.

– Еще лучше: сам себе роет могилу. Велите солдатам выдать по одному холостому патрону, а все остальные боевые. Первый залп только раззадорит толпу.

– Будет сделано.

– Водку рабочим раздайте. Водка никогда еще не подводила. Стрелять в ответ начинайте сразу после первого залпа холостыми.

– А если толпа подчинится приказу остановиться.

– Пустите этих дураков с образами вперед, а ваших расположите сзади, чтобы они напирали. Толпу понесет на солдат и…

– На обломках самовластья напишут наши имена!

– Ваши – может быть, мои – нет! – раздается скрипучий голос сидящего в глубине кареты фрачника. – Ибо мои имена сокрыты от всех… для конспирации, – говорит он, на мгновение попадая в свет фонаря, отчего становится видно, что у него между фраком и маской на лице – пустота. – Я не тщеславен, кхе-кхе-кхе…

Идет отпевание в церкви. Родственники плачут в платочки, но кое-кто и хихикает. Постепенно почти все они исчезают. Остается только несколько полицейских чинов в форме, пара агентов в штатском, нищий с протянутой рукой, священник и дьякон. Полицейские с недоумением переглядываются.

Из стоящего посреди церкви гроба раздаются выстрелы. Все падают на пол, только один из агентов в штатском выхватывает свой револьвер и стреляет в гроб. Нищий остается стоять с протянутой рукой и вывалившимся языком. Между гробом и агентом в штатском идет перестрелка.

– Ну, что тут у вас? – входя в церковь, спрашивает ротмистр Обузов, оглядывая нищего, так и застывшего с перекошенной рожей и протянутой рукой.

– Покойник ожил, – отвечает следователь.

– Час от часу не легче.

– Это еще кто такой? – указывая на Грина, обращается следователь к Обузову. – Это же писака, журналист газеты этой, как ее…

– «Враки», – подсказывает Грин. – Прошу любить и жаловать, – приподнимает он шляпу.

– Он… это со мной, – с раздражением отмахиваясь Обузов рукой. – Я за него ручаюсь. Рассказывайте.

– Привезли, стало быть, нынче утром покойного, – говорит следователь, недоверчиво поглядывая на Грина. – Покойный смердит уже, все как полагается. Лазарем, кстати, зовут, то есть звали. Из террористов, после повешения.

– Повешения?

– Уголовники задушили в тюрьме.

– Хм, плохо вешали, что ли?

– Смердит говорю. Отпевают его…

– Террориста отпевали?

– Вот то-то и оно! Отпевают покойника, все как положено. Уже стали гроб заколачивать, как вдруг из него раздались выстрелы. Ну, тут паника, соответственно, началась. При том присутствующий агент полиции, не растерялся и в ответ разрядил свой револьвер.

– Сколько выстрелов было со стороны покойного? – спрашивает Грин.

– Одна пуля попала батюшке в крест, другая дьякону в Евангелие, а третья в икону угодила в руках у сторожа, четвертая застряла в стене, а пятая в гробу. Все остались живы – здоровы, если не считать самого покойного. Но это не в счет. А вот и наш агент… мы зовет его Тилем – стреляет уж больно метко… он сейчас все объяснит. Ты, стало быть, выпалил всю обойму и воскресшего, было, Лазаря отправил назад в преисподнюю.

– Выходит, что так. Только я выпустил в него все шесть пуль. Пять мы нашли, а одна пропала.

– Пуля пропала, а раненых нет? – спрашивает Грин.

– Нет, – с неудовольствием отвечает следователь.

– А откуда тогда этот кровавый след из-под гроба? – указывает Грин на пол.