– грубо оборвал их. На вопрос нукеров, что, мол, тебе, малый галбац, понадобилось от сына Пайзу-бека, салатавец не мог ничего ответить. Ему было стыдно говорить о том, что он услышал из уст нечестивца. И хотя многие видели, что первым ударил чанка, никто из свидетелей не спешил с заявлениями. Старший из нукеров предложил молодому воину выплатить штраф чанке, но сын бека не дал воину ответить на вопрос, заявив, негодуя:

– Какой штраф может заплатить грязный и нищий холоп?! На поединок его со мной! На поединок!..

– Я не холоп, но воин Престола! – заявил салатавец. – И если кому-то придется заплатить, то это тебе за грязный язык, нечестивец!

– Тогда защищайся, собачий хвост! – чанка выхватил короткий меч из ножен своего нукера, на его же поясе висел небольшой позолоченный кинжал, и, не давая молодому воину опомниться, нанес первый удар, норовя угодить точно в голову. Но нет, не достиг цели чанка: ловкий салатавец – слабых воинов не держат в авангарде – как тень, ускользнул в сторону.

– Поединок не освящен именем Нуцала!.. – нукеры пытались еще остановить схватку, но чанка их не слушался, останавливать же силой сына влиятельного бека они не посмели.

В следующее мгновение Шахрудин тоже выхватил из ножен свой короткий меч и легко стал отражать удары.

Тем временем старший из нукеров побежал к замку…

– Ты без кольчуги, лживый чанка, – бросил Шахрудин, уверенно скрещивая с ним свой меч, – подожди, пока я тоже буду без нее, чтобы сравняться нам…

– Таких трусливых шакалов, как ты, не спасет ни кольчуга, ни ложь!

– Боишься, что я расскажу, какими словами ты брызжешь на празднике?.. Аллах свидетель тому, что лжец – ты, а не я! – крикнул в ответ молодой воин и, не переставая сражаться, стал расстегивать боковые застежки на своей кольчуге. Кое-как сбросил с себя стальную рубаху. – Если я одолею тебя в кольчуге, меня обвинят в неравном поединке, но теперь ты узнаешь, каково врать и браниться!.. – крикнул Шахрудин и ринулся в атаку, осыпая наглеца мощными ударами, от которых тот едва успевал защищаться. Салатавец прижал его к стене караван-сарая, безостановочно ударяя по его мечу, но так, чтобы не зарубить насмерть, а выбить из его руки клинок. Чанка, осознавший превосходство молодого воина, тяжело дышал от усталости и слабо держался на ногах. В его бешено вращающихся глазах застывал ужас, перекошенный в диком страхе рот уже не извергал словесной брани. Было видно, что он теперь недоумевает, откуда у простого воина столько силы и мастерства рубки. От смерти чанку-пошляка теперь отделяла лишь добрая воля салатавца. Шахрудин уже несколько раз мог зарубить чанку, но не делал этого, не желая нажить могущественных врагов: имя Пайзу-бека было широко известно во всей Аварии.

Молодой воин еще надеялся быстро расквитаться с оскорбителем его тайной возлюбленной и вернуться к своему отряду. Но в один миг он расслабился или задумался, как лучше выбить меч у противника. …Уголками глаз он заметил чье-то красноватое платье… Неужели это она?..

И вот оно, досадное мгновение! Чанка нанес удар. Его меч, рассекая воздух, летел прямо в голову салатавца, не защищенную шлемом. Клинок чанки мог бы надвое расколоть его череп, если бы он не успел… А успел он лишь подставить левую пустую руку, одновременно скользя вправо. И что же? Голову-то он спас, а вот кисть левой руки, срезанная словно кусок палки, упала на землю. Воин авангарда не дрогнул, не смяк, но одним точно выверенным ответным ударом пронзил чанку насквозь. Кончик клинка выглянул из спины, и на землю чанка упал уже мертвый.

Шахрудин, как обучал его сам Шахбанилав, снял с пояса тонкий кожаный шнур, предназначенный для жгута или удавки