Блэкмор, в настроении далеком от умеренно-бешенного, отдавал команды зло, из приличных слов в его речи были только морские термины. Вскоре, шхуна добралась до острова и вошла в спасительную бухту. Часть команды во главе с Блэкмором, сошла на берег, прихватив с собой некую емкость, с помощью содержимого оной пираты намеревались помянуть своих погибших товарищей.

Действительно, бухта оказалась более чем спокойной, лишь легкое покачивание верхушек деревьев и доносившийся шум напоминали о творившемся за грядой высоких скал стихийном безобразии. Дождь шел с разбушевавшихся небес ровными потоками, и пираты разбили лагерь под буйной растительностью. На шхуне Биглз оставил нескольких человек, коим было запрещено злоупотреблять алкоголем. Боцман показал стражам свой увесистый кулак, как аргумент, и приказал «глядеть в оба».

Сошедшие с корабля, подогревшись, доселе молчаливые пираты разговорились. Впечатления от пережитого высказывались в суровых выражениях, не допустимых до слуха как приличных, так и не очень приличных дам. Блэкмор мрачно поглощал порции рома, обдумывая происшедшее. К нему подошел Биглз и плюхнулся рядом.

– Как ты, Блэк? – спросил он.

– Как? – усмехнулся капитан, и, хлебнув из кружки, отчеканил, – гордыня воспалилась.

– Брось, Блэк, – взяв из рук товарища кружку, Биглз не преминул приложиться к ней. – Этот Мо – растяпа, упокой, Господи, его душу. Да, и суденышко было, что корыто, весь такелаж ни к черту. Ребята тебя не осуждают.

– Считай, утешил, – произнес Блэкмор. – Спасибо, Дэйв. – Капитан подтолкнул друга плечом. – Ты оставил людей на шхуне?

– Да, – ответил боцман. – Шестерых. Тебе принести еще?

– Если ты так любезен, – произнес Блэкмор, протягивая товарищу кружку.

Когда мужчины столь суровой профессии, остаются один на один с крепкими напитками, да еще после нелегких испытаний, нет никакой гарантии, что в бочонке останется что-то, кроме запаха. Вскоре, когда емкость опустела, а мозги заволокло туманом, мастера абордажного крюка и сабли полегли и забылись здоровым молодецким сном.

Часа через три, Блэкмор с трудом продрал глаза, когда почувствовал, что плечо его подвергается грубой тряске от чьих-то назойливых рук. Капитан в ярости схватил обладателя несчастливых конечностей за шею и придвинул его лицо ближе к себе. В здоровяке с пышными усами он узнал француза Бове, затесавшегося когда-то к английским пиратам из-за необходимости скрываться от своих. Он с трудом говорил по-английски, а когда волновался, то вообще забывал то, что знал.

– Capitaine, – проговорил Бове. – la goelette a disparu. (Капитан, шхуна исчезла!)

– Que diable? – прорычал Блэкмор. – Qu’est ce que tu racontes?? (Какого дьявола? Что ты несёшь?) – капитан вскочил на ноги и воззрился на бухту. От шторма не осталось и следа, безучастная луна осыпала серебром кроткие барашки набегавших волн.

Блэкмор, не веря своим глазам, тупо вошел в море и несколько секунд стоял, вглядываясь в горизонт, затем он разразился громким хохотом. От этого смеха проснулись остальные моряки и высыпали в недоумении на берег. Биглз, еще не протрезвевший, тоже вошел в воду и, ополоснув лицо, чертыхнулся.

– Каких недоносков ты оставил на шхуне, Дэйв? – хохоча, спросил Блэкмор.

– Ну, этих, как их, черт… – Биглз никак не мог сосредоточиться: – Ларсона, Дулитла, Скофилда, и этих… ну ребят, молодых. Гадство!

– Вот Доджсон их и уговорил. Надо было вздернуть этого виртуоза вместе с Бэнсоном, – утирая, выступившие от смеха слезы, констатировал капитан и, указав на качающуюся посреди бухты лодку, сказал. – Гляди, старина Боб оставил нам шлюпку! – и снова залился смехом.