Боги и герои Марина Чайка

© М. Чайка, текст, 2024

© Издательство «Четыре», 2024

Боги и герои

По волнам моей памяти, или По следам Синдбада

Я в прошлой жизни – волк морской,
Не то чтоб Ларсен Вульф, конечно,
Но снится мне ночной порой
Сон – дежавю теперь извечный,
Где мой герой такой живой,
Что чуешь жизни скоротечность…
Мой путь последний в Сингапур —
Что он последний, я не знаю,
Но смутно что-то ощущаю,
И потому немного хмур.
Я старый боцман с бородой,
Корабль ритмично подо мной
Волной качается неспешно,
Даль расстилается безбрежна,
Фрегат снастями, как живой,
Скрипит, кряхтит так безутешно,
Хоть гладь морская безмятежна,
Поход последний чует свой…
А стайки чаек за бортом
Танцуют вместе танец волн,
Качаясь плавно в пенных гребнях,
Как будто лёгкий белый чёлн,
Даруя призрачно надежду,
Что наш поход будет успешным
И что финал не предрешён…
А их крикливые собратья,
Что реют рядом над водой,
Не знают лучшего занятья,
Парить чем в солнечных объятьях
И вечно добывать прокорм.
И наше, скажешь, в этом счастье
Крутить Сансары вечный кон?
Вот солнце огненной дугой
Неспешно тонет в глади моря,
И равномерною волной
Рябит размыто на просторе.
Так дышит грудью океан,
То вверх корабль волна вздымает,
То вниз в пучину опускает,
То штиль полощет паруса.
Ночная вахта, тишь и мгла,
Фонарь бликует и мерцает,
И в небе круглая Луна
Путь судну скупо освещает…
Один на палубе в ночи,
Один, как будто во Вселенной,
И бледный полнолунья лик
Льёт свет холодный и надменный.
Он не причастен ничему,
И не сочувствует нисколько,
И наблюдает жизнь лишь только,
Как муравьиную возню.
Ложусь на курс. Всегда компáс
У нас настроен на удачу,
Попутный ветер нам в придачу,
И будь что будет, в добрый час!
Сгустилась ночь, какой-то звук,
Но нет, похоже, показалось,
И отраженье примелькалось,
Хотя… опять всё тот же стук…
Вот наваждения сюрприз —
Йеманжа плещется власами,
Искрит играючи с волнами,
Дорожку стелет вглубь и вниз.
Сплетая тени над водою,
Зовя сиреною морскою,
В подводный сумрак манит мысль,
Хоть к мачте накрепко вяжись.
Вот показалась из воды,
И вижу я её черты,
И, поднимаясь на хвосте
В своей всевластной красоте,
Блистает радужным сияньем,
Играя женским обаяньем,
Златою чешуёй горя,
Круги пускает от себя.
Глядит призывно томным взглядом,
В рачки, ракушки нарядясь,
Сверкая световым каскадом,
Вдруг… обратившись водным гадом,
Рассыпалась, как водопадом,
Под хохот жуткий скрылась с глаз…
Поют, манят русалки-нимфы,
Ныряя рядом за бортом,
Влекут корабль мой на рифы,
Со смехом плёская хвостом.
И ты, заслушавшись их пеньем,
Всё ниже клонишься за борт,
Но тут фальшбортом мне мгновенно,
Нанёс корабль апперкот.
Штурвал спасительно качнулся,
Лежу, на палубе простёрт,
Ещё чуть-чуть, и кувырнулся
В ночной русалий хоровод.
Нет петуха на морок ночи,
Есть попугай, но он как против,
Чтоб разорвать все путы прочь,
И странно долго длится ночь…
Болтал бы хоть бесперебойно,
И стало бы душе спокойней,
Но нет, вцепился мне в плечо,
Молчит, как будто стал сычом.
С душой, хоть птичьей, но живой,
Всё ж лучше быть в ночи такой.
Плывём мы дальше по волнам,
С удачей-бесом пополам,
И в море нам нельзя иначе —
Маяк надежды светит нам.
В туманной дымке полутьмы,
Как будто отблески гирлянды,
По реям всем искрят огни,
Коронным щёлкая разрядом,
Всё ближе остов корабля,
Мрачнее тем от освященья,
Предвестником грозы слывя,
Горят огни святого Эльма.
Лохмотья рваных парусов
Полощутся зловеще ветром,
На реях в пляске лоскутов
Играют тени лунным светом.
Глазницы чёрные окон
Темнеют мрачно у Голландца,
И где-то силуэт мельком
Возник, и сгинул среди вантов,
Идёт Летучий прямо в лоб,
Курс на атаку не меняя,
И склянки бьют, и рынды звон,
И ветер тихо завывает.
И поздно в сторону свернуть,
Летит, как будто над волнами,
Скользя бесплотными бортами,
По гребням пролагая путь.
Штурвалом правлю напролом,
Сливаясь вместе с кораблём,
В едину сущность превращаясь,
Идём сквозь призрачный фантом.
Жду, вот раздастся треск и грохот —
Но он проходит через нас,
Не повредив корабль нисколько,
Лишь в паруса дохнув, смеясь.
И, пересилив дух смущённый,
Что скован призраком ночным,
Плеснул воды в лицо студёной
И трубку жадно закурил…
Пусть кто-то скажет мне потом,
Что это преувеличенье,
Но тот, кто слышал судна стон,
Он знает это, без сомненья, —
У судна тоже есть душа,
Сплетённая из душ погибших,
Эмоций тех, тогда возникших,
Страстей и страхов госпожа,
Чувствительная, как у женщин,
Ревнива, мстительна, поверьте,
И в ростре та заключена,
Что украшается наядой,
Прекрасным божеством морей,
И, не терпя соперниц рядом,
Обручена с командой всей.
Мы жили славно и шутя,
Как может жизнь любить дитя,
Весёлый дух в горячем сердце,
С лихвой в судьбу добавил перца,
Грехов, быть может, несть числа,
Но не творили миру зла!
А вот владыки всех морей,
Решили взять себе трофей,
Как мзду-налог или оброк,
Включив безжалостный злой рок,
Для тех, кто море бороздил,
Пространство их стихий и сил.
И как бездушна и строга
Бывает к нам тогда судьба,
Рвёт жизни нить она порой,
Когда ты молод, рвёшься в бой,
Или победы ты достиг,
Или любви твой сладкий миг,
И в этот час всего нелепей
Твоей судьбы злосчастный жребий…
Вот начинает ветер злиться,
Волненье в шторм перерастает,
Видать, владычица Калипсо
Морскую мзду опять взымает.
Сверкнула молния, как нерв,
Словно сигнал к началу действа,
И рында, словно клич «наверх»,
Звенит, сливаясь с громом дерзко.
Команда в несколько прыжков,
Слетая с сеток гамаков,
Покинув молниеносно трюм,
Спеша наверх и наобум,
Метнулась выполнять приказы,
С бегучим справясь такелажем,
Убрала веер парусов,
Рангоут крепя без лишних слов,
Везде и всюду все бегом,
Агония правит кораблём…
Сильнее шторм, всё волны круче,
Нептун мешает море с тучей,
Морскую бездну обнажает,
Трезубцем внутрь понуждает —
Дух корабля – не сломлен он,
Приказу он не подчинён,
И, споря стойко с волей вышней,
Ведёт фрегат сквозь мрак и шторм.
Тот, как живой сопротивляясь,
Плывя по краю, не сдаваясь,
Как нерв единый напряжён,
Берёт решительный разгон.
Виски стучат, и бой сердец
Нам заглушает шторм вконец,
И как во сне замедлен бег,
А вдруг удастся нам побег!
Вокруг стихия вся кружит,
Дух корабля нам ворожит,
Он с нами вместе заодно,
Иначе всем идти на дно,
И капитан, хрипя, ругаясь,
Кляня и крепко выражаясь,
Команды резко отдаёт,
Но тянет нас в водоворот.
Мы вновь уходим под уклон,
И буря хлещет нас дождём…
Матросы рубят мачты все,
Балласт выкидывая за борт,
А может, повезёт в беде
И море не возьмёт всех разом!
Кого-то вытолкнет наверх,
И он найдёт спасенья мель?
А кто-то сможет сделать плот,
Но время вышло, и вот-вот
Фрегат заваливает набок!
Пора судьбу встречать лицом,
Боролись вместе с кораблём,
Но не сдержать – корабль несёт,
Влекомый властно силой вод…
Всё добавляет Посейдон,
Ветра пославши нам вдогон,
Порывом ветра всё решает,
Фрегата гибель ускоряет,
Его судьба предрешена,
К финалу всех ведёт она,
И всем в волнах одна могила,
Всё лучше, чем в дыму трактира,
Для бренных наших душ и тел
Положен временной предел…
Вздох мощный судно издаёт,
И мы, потоком увлекаясь,
Но с кораблём не расставаясь,
Попав в воронку, длим исход,
Окончен бал, и шторм ревёт,
Добычу он не отдаёт,
Уходим в глубь враждебных вод…
Темно и холодно кругом,
Всем содрогаясь существом,
В последний миг осознавая,
Уж в междумирии пребывая,
Всё было точно ярким сном,
Мы – тени в странствии земном…
Хоть жалко, трепетно в груди,
Но все метанья позади,
И это лишь одно мгновенье,
Всё канет, словно наважденье,
Мы сбросим тело-аватар
И вновь обрящем жизни дар,
И снова мир, и снова свет,
И я средь вас, и смерти нет!
В другом лице, и пол другой,
Но сон мой, дежавю, со мной…
Пока подвластны мы богам,
Идём стезёй, что пишут нам,
Всё обнуляя в новом теле,
Но прорываясь еле-еле,
Мы можем заглянуть туда,
Куда запрет пока нам дан,
И, ленту жизней раскрутив,
Мы вскроем памяти архив,
Какую роль вверяли мне
Играть в Божественной Игре!
23.04.23

Щит Ахиллеса

Хранит Эвксинский понт[1] преданья
Античной древности былой,
Скалистый остров в море дальнем
Герою вечный дал покой.
Изрезан острыми краями,
Стоит один средь бурных волн
Он, продуваемый ветрами,
Лишь Посейдоном окружён.
Здесь полтора тысячелетья,
Культ Ахиллеса процветал,
Издалека белел заметный
Всем кораблям колонный храм.
История событий давних,
Своей причудливой стезёй
Переплелась вдруг с настоящим,
На мир влияя тем собой…
Сам громовержец Зевс могучий
И Посейдон, морской владыка,
Исполнились вдруг страсти жгучей
К Фетиде-нимфе, но интрига
Была вся в том, что Прометей
Изрёк пророчество о ней,
Предупредив любвеобильных
Искателей руки богини,
Что породит Фетида сына,
Кто превзойдёт отца по силе.
Сместит отца, и трон упрочит,
Величье властно утверждая,
И устрашился Зевс и прочие,
Власть над Олимпом сберегая.
И охладил свой пыл Верховный,
К чему ему в своей семье
Родить себе замену словно,
Чтоб сын сильнее был вдвойне.
Итак, красу морей Фетиду
По повелению Олимпа
Связали узами со смертным,
Что уязвительно для нимфы.
Герой Пелей был аргонавтом
И сын эгинского царя,
Внук Зевса по отцу и славный
Во Фтии царь мирмидонян.
Склонил к супружеству Фетиду,
Сразившись с нею в поединке,
Смог удержать её, хоть нимфа
Владела водною стихией.
Текла водой, огнём пылала
И львицей дикою рыкала,
Сжимала сильною змеёй,
Но он сломил её настрой.
На свадьбе их был весь Олимп,
За исключением Эриды[2],
Но всё ж смогла нарушить мир,
Внесла опять разлад богиня.
Подбросив яблоко златое[3]
«Прекраснейшей» из всех богинь,
Тем вызвала меж ними споры
И свадебный смутила пир.