– Меня должна ждать коляска, помогите поднять эту даму в нее. – попросила она мужчину-горожанина, который без слов подхватил даму. Амелия встала с другой стороны и они почти выволокли ее на улицу.
Господин Бовэ читал газету в экипаже и не сразу сообразил что к чему, но, как только увидел троицу, побледнел и запричитал.
– Бог мой, крестная! Опять этот приступ, будь он неладен. Мадемуазель ди Фигуэро, вы просто ангел-спаситель! Давайте ж скорее посадим ее в коляску…
С этими словами втроем они уложили больную в экипаж, Бовэ протянул пару монет мужчине, довольно бедной наружности, но тот отказался и поспешил удалиться.
Бледность покрывала лицо женщины, она охала, ахала и тяжело дышала, но пока ей едва ли становилось лучше. Амелия, так же бледная, теребила в руках платок и библию и не знала чем помочь, не обращая внимания на слова благодарности господина Бовэ.
– Не беспокойтесь, сударыня. Скоро ей обязательно станет лучше, я обещаю. Мы ей ничем не поможем, но через десять минут мы будем дома, и я дам ей все лекарства. Вот увидите, она воскреснет почти сразу же!
– Но отчего же ей стало плохо?
– Врачи точно не знают причину болезни, но зато знают: сырость тут имеет очевидное влияние и еще духота. Мадам принимает лекарства для значительного облегчения приступов, но не излечивают их, увы.
Экипаж уже подъехал к особняку. Лакеи помогли поднять больную в ее покои, и Амелия, не желая ее покидать, наблюдала, как господин Бовэ со знанием дела мешает микстуры и поит больную. Вскоре воцарилась тишина. Мужчина вышел из спальни, раскрасневшись от всех событий, он решил перевести дух в гостиной, куда пригласил и Амелию, но та изъявила желание остаться на случай чего.
Действительно, не прошло и получаса, как больная пришла в себя. На щеках ее заиграл румянец, губы заалели. Эта женщина уже достигла шестого десятка на вид. Она имела тонкое аристократичное телосложение и, как позже выяснилось, обладала такими же изящными манерами, покладистостью характера и добротой. Хотя жила она, кстати сказать, в весьма скромных апартаментах с самой необходимой мебелью и без излишеств. Квартира могла бы принадлежать мелкому буржуа, которые держали лавочки в городе, а женщина, скорее всего, приходилась ему женой или дочерью. Так думала Амелия, пока разглядывала даму.
Между тем глаза дамы открылись еще шире, когда она разглядела девушку в сумерках комнаты. Та поначалу сидела неподвижно, словно фарфоровая статуэтка, аккуратно сложив точеные ручки на коленях. Волосы были забраны наверх и скрыты под шляпкой, обнажая тонкую, прекрасного цвета и сложения, шею.
– О, благослови вас господь, милая моя, не знаю кто вы, но похожи на ангела. Ужели я умерла?
Амелия спешно поднялась и подошла к даме. Та во все глаза смотрела на нее и при этом выражение лица с вопросительного стало проясняться и глаза начали блестеть, словно ее озарила какая-то приятная мысль.
– Нет, сударыня. Вы живы, так же как и я во плоти и крови стою перед вами. Вам сделалось плохо в храме, вы потеряли сознание и…
– О, я помню! Дорогая, избавьте меня от этих печальных подробностей. Я хоть и слаба, но память меня еще пока не подвела. Это же вы пришли мне на помощь! Как благородно и чутко с вашей стороны! По вашему лицу и что до сих пор не оставили меня видно – у вас доброе сердце. Я так вам благодарна и, клянусь, в долгу не останусь.
Амелия еще раз высказала беспокойство о здоровье новой знакомой, однако с момента ее отлучки прошло уже более двух часов, тетушка волнуется и ей необходимо срочно уйти о чем Амелия сразу же и сообщила. Но она просила пожилую даму уведомить ее запиской о выздоровлении.