Богемский лес. Книга 2 Лия Шатуш

КНИГА 2

«Богемский лес» – это история о сложностях человеческих отношений, о ненависти и любви, о столкновении эгоизма и благородства.

Во второй части Амелия оказывается в сердце блестящего Парижа. Её мечта о славе и признании начинает сбываться, но за нарядными балами и театральными овациями скрывается другая реальность – мир интриг, зависти и предательства.

Амелия плохо вписывается в общую картину аристократического общества, где каждое слово – маска, а каждое прикосновение – расчет.

Она сталкивается с серией испытаний, оказываясь на краю. Даже там, где казалось бы есть союзники, скрыты личные интересы. Но, когда надежда угасает, судьба порой расставляет фигуры на доске иначе – и у слабого появляется шанс. Однако станет ли она использовать его? Или выберет другой путь, который до сих пор не замечала?

Роман задаёт важные вопросы: сможет ли героиня сохранить себя, не потеряв душу среди масок? И как отличить свободу от бегства? Смогут ли герои изменить себя ради друг друга, и как обрести счастье, если каждый из них остаётся верен только своим принципам?


«Любить – значит видеть душой, а глаза – лишь зеркало лжи.»

Педро Кальдеро де ла Барка

Это был один из тех сказочных дней, который навсегда остается в памяти, заключая в себе счастье и часть сбывшихся мечт, а остальное – упования и мечты о блестящей судьбе. Так думала вся трепеща Амелия, подъезжая к пригороду Парижа, где ее уже ждал наемный экипаж тетушки. Она пересела в коляску и та тронулась, неспешно стуча колесами по каменным мостовым.

Хоть и стояла осень, но день выдался солнечный и довольно теплый, вторя настроению Амелии. Хотелось дышать глубже несмотря на отсутствие природы, и плясать от радости, несмотря на физическую невозможность. Амелия вертела головой и жадно впитывала все, что попадалось на глаза. Никогда она не видела такого количество разношерстной публики. Тут бедняки мешались с богатыми экипажами, за темными портерами которых нельзя была разглядеть и силуэта вельможи. Торговцы разных национальностей сновали туда-сюда. Более зажиточные буржуа: владельцы богатых лавок, нет-нет показывались на пороге и исполняли какие-то свои дела. Циркачи, калеки, священники, знатные лица, простые граждане – все играли свои роли. Вокруг стоял гвалт, с непривычки хотелось заткнуть уши. Через двадцать минут такой поездки у графини разболелась голова, но глаза неустанно впитывали все новую информацию. Коляска проехала по довольно богатым тихим кварталам с тенистыми аллеями, потом вдруг вынырнула на огромный перекресток и встала. От неожиданности у Амелии перехватило дух. Сколько экипажей! Тут толкались самые дорогие кареты, фургоны, дилижансы, почтовые кареты, телеги и даже мелькнуло пару портшезов. Вся эта пестрая масса застряла на перекрестке в пробке из-за того, что кто-то не мог разъехаться. И теперь кучера и слуги кричали все друг на друга, отдавали команды, размахивали руками и плевались, стараясь провести своих пассажиров как можно быстрее в пункт назначения.

У Амелии появилось время внимательнее рассмотреть экипажи и их пассажиров. В открытых колясках находились в основном знатные люди, учитывая их манеру держать себя и богатство одежды. Впрочем, были здесь и скромно, но аккуратно одетые личности. Никто не смотрел на Амелию. Может быть, только пару раз она поймала на себе любопытствующие взоры дам и нескольких господ, но то скорее от скуки. Это, конечно же, не деревня, где обсудят малейшую деталь гардероба  на каждом прохожем, в городе никому нет дела ни до кого.

Наконец экипаж въехал в очередной тихий квартал с очаровательной аллеей посередине и остановился перед дверью особняка с богатой тонкой лепниной. Дверь тут же раскрылась и на пороге появились слуги.

Амелию провели в прохладную, темную залу, обставленную недорого, но с тонким женским вкусом, судя по преобладающим в интерьере цветам.

А вот и тетушка де Колонь собственной персоной в домашнем пеньюаре спорхнула с лестницы, дыша легкостью и улыбками.

– Ох, дорогая моя, не успела еще привести себя в порядок. Да, я знаю, что уже второй час, но мы вчера играли в ломбэр у мадам Бовэ до двух ночи… Знаете ли, обычный досуг, ничего особого. Но проходите, теперь вы дома, где вам всегда рады, дитя мое. Вас проведут в вашу спальню, и я вас жду в будуаре, как только распакуетесь.

Маркиза продолжала еще некоторое время, щебеча словно птичка, пока вела племянницу наверх по золоченой мраморной лестнице.

Апартаменты тетушки оказались очень даже недурны, во всяком случае для непритязательного вкуса Амелии, которая привыкла к бедности замка в Испании, а затем к старому, пусть и добротному интерьеру дворца в Богемии.

Дамы наконец оказались в спальне, предназначенной для Амелии. Что ж, и здесь тетушка ничем не ущемила свою родственницу. Амелия нашла спальню милой и даже современно и со вкусом обставленной. Она осматривала детали, одновременно слушая мадам и отвечая ей, так вежливо и учтиво, как только могла, ведь она являлась ее спасительницей.

Итак, наконец маркиза соблаговолила удалиться с тем, чтобы привести себя в порядок и позавтракать, так как за разговором обе дамы не заметили, как пролетел час, а значит шел уже третий час дня. Удаляясь, маркиза сообщила, что желала бы ввести Амелию в курс парижских обычаев, если та не хочет ударить лицом в грязь.

– Я придумала для вас легенду, наилучшим образом должную вписать вас в светское общество.

Начала маркиза, после того как дамы отобедали и перешли в будуар, где их никто не мог бы побеспокоить или «погреть уши».

– Легенда? Позвольте, но разве ж моей истории недостаточно?

– Вы неопытны и не можете знать здешних нравов. Нам нужно, во-первых, расположить к вам парижское капризное до изощренных рассказов общество, во-вторых, как можно скорее достойно выдать вас замуж! И, кстати, если говорить про ваше незнание, вам необходимо будет во всем следовать моим советам, так мы с вами пройдем наиболее короткий путь. Послушайте же, что я придумала.

И так Амелия узнала следующее: она несчастная жертва деспота-протестанта, который довел ее до тяжелой болезни, отказывал ей в надлежащем статусу содержании, старался (о,ужас) обратить в свою веру и совершенно ее в остальном игнорировал, и, конечно же, запирал дома, не позволяя ни с кем общаться. Поэтому она сбежала в Париж, где ее верная католической вере тетушка бралась поправить ее здоровье и нервы. Также ей вменялось в обязанность ни при каком раскладе не переходить на личности, так как ее «муж» все-таки герцог, и не какой-то там герцог, а отчасти из Габсбургского рода. К тому же в Париже, пока не заработал себе никакого авторитета, нельзя было высказывать свое слишком личное мнение, так как результаты этого высказывания могли плохо обернуться для высказывающего их. Фокус предлагалось сделать именно на бедственном положении Амелии, что непременно должно вызвать у публики сочувствие или хотя бы участие. Но слишком сильно жертву из себя строить так же некрасиво, так как господам не отчего уже спасать бедняжку, а излишнее нытье никогда никому не по нраву.

Амелия постаралась уяснить остальные детали ее щекотливой легенды. Все выглядело филигранно сложно, но маркиза обещала поддерживать племянницу в каждом шаге.

– А завтра, дорогая моя, – продолжала мадам, – у нас визит в салон маркизы де Кондорсе, давно я у нее не была. Если честно, там скучно со всеми их научными беседами. Но для вас он будет идеален. Там собирается более чем понимающее общество. И ваша ситуация пустит там самые благодатные корни и даст далее крепкий росток. Моя знакомая ярая защитница прав женщин, об остальном сделаете выводы на месте.

Дамы провели еще некоторое время в будуаре, так как маркиза набрасывала портреты завсегдатаев салона и описывала как следует себя вести с каждым из них. Потом дамы занялись гардеробом, благо это был единственный пункт из жизни Амелии, не вызывавший никаких опасений. Весь день прошел в мелких заботах о завтрашнем дне и беседах за чаем.

Уже после полуночи Амелия оказалась в прохладной постели и тишине. Ее немного лихорадило от волнения и предвкушения новой жизни и открытий. Сердце в груди так и трепетало. Только сейчас она чувствовала себя на своем месте, или скорее готова была вот-вот его занять. Ей казалось, Париж наиболее созвучен ее натуре: амбициозной и любящей разнообразие и оживление. Она мечтала, как будет блистать при дворе, какую одежду наденет на встречу с высшей придворной знатью, как будет себя вести и какую реакцию вызовет. Многие говорили, что Париж – это грязный и шумный город, где постоянно воняет и никто никого не любит. Но пока она ехала в коляске, то не увидела ни того ни другого, а это поистине хороший знак.

В таких мыслях Амелия и не заметила, как провалилась в сон.

Следующее утро выдалось еще более радостным, чем прошлый день. Всю первую половину дня Амелия ловила себя на мысли, что постоянно улыбается. Она не ходила, а летала по дому из комнаты в комнату, представляя, как принимает у себя гостей. Присаживалась то на софу, то в кресло, беспрестанно смотрелась в свое отражение то в зеркале, то в тот предмет, который имел способность отражать в принципе, дабы оценить как она выглядит и держится.