– Уберите немедленно! Все сотовые остаются на входе у вахтера – иначе штраф, а потом увольнение! Вы меня поняли, Зоя Дмитриевна? Это очень, очень серьезно! – Зойка поспешно прячет телефон и извиняется.

«У всех свои традиции и правила, – твердит она про себя. – Как же я могла забыть-то?».

Они зашли в 33-ю. В палате три кровати, три тумбочки, грязноватое окно с деревянными белыми рамами. Стены покрыты ровным слоем светло-зеленой краски, на полу – линолеум и несколько небольших ковриков. Из обитателей – только одна худая старушка в замызганном желтом халатике. Она сидела на кровати и смотрела на вошедших.

– Та-к, – Светлана хозяйским взглядом обвела «квартиру». – Здравствуйте, Антонина Ивановна… И где это, интересно, остальные бродят? До обеда еще вроде бы далеко… Ну ладно, пойдемте, Зоя.

Старуха не проронила ни слова. Зойка успела заметить вспученные бугры вен на ее ногах.

– Она немая, – поясняет старшая, пока они делают несколько шагов к следующей «квартире». – У нее после пожара язык отнялся.

Новой сотруднице ОГЦ до ужаса захотелось расспросить и про пожар, и про немую, но она сдержалась, – хотя сдерживаться было совсем не в ее характере. Честно говоря, ей было не до вопросов: еще там, на лестнице, у нее закружилась голова и на языке появился свинцовый привкус.

«Грохнуться сейчас в обморок мне как раз не хватало для полного счастья! – подумала она, стараясь сосредоточиться на белом халате старшей и серых номерных табличках на дверях «квартир». По одной из таких табличек Зойка слегка провела ногтем, и это ее немного взбодрило.

В 35-ю палату они вообще не смогли войти: было заперто изнутри.

– Это еще что за новости? – нахмурила красивые брови Светлана. – Ири-ина? Марина Фё-одоровна!?

Из палаты – ни звука. Старшая еще раз постучалась и пожала плечами.

– Ладно. Разберемся. Вы с этой разудалой троицей еще познакомитесь: две старухи и одна девушка с ДЦП. Я же говорила, у нас не только старики бывают. Но на третьем все себя вполне могут обслуживать. Я поэтому и сказала: вам повезло, что дежурить будете, в основном, здесь.

Зато в соседней 37-й все были в полном составе: там жила семейная пара – бывшая учительница с мужем.

– Анастасия Максимовна и Иван Иванович, вот познакомьтесь – наша новая медсестра Зоя Дмитриевна. Прошу любить и жаловать. Да, будет на третьем этаже дежурить, да, по любым вопросам, вместо Аллы Евгеньевны.

Старшая скороговоркой сообщила, что Иван Иванович – гармонист и что по субботам в холле у них иногда проходят «самые настоящие концерты». Говорила она так, будто в палате находились только они вдвоем с Зойкой.

– Там в следующей квартире баба Дуся живет. Вы успеете еще познакомиться с ней, – Светланина рука с накрашенными ногтями, как бабочка, вспархивает вверх и указывает на дальний конец коридора. – А сейчас у нас будет «пятиминутка» – это мы так планёрки называем. Вас там очень быстро введут в курс дела – что, как и где. Идите направо, потом налево – мой кабинет возле процедурного. Я попозже подойду.

Старшая испарилась, Зойка попрощалась с бывшей учительницей и пошла к процедурному. Тошнота то и дело подкатывала к горлу. Она сомневалась, что сможет справиться со всем этим… хозяйством. И что-то еще ее мучило – что именно, она так не смогла разобраться.

Инна мыла ноги Немой. Красный, с круглыми розовыми разводами таз чуть подтекал. Но им всё равно продолжали пользоваться: ведь если мыться быстро, то воды вполне хватало. А лужа на кофейно-кафельном полу – с уходящими в канализационную бездну решетками, – разве это проблема?

– Я тебе расскажу про него, баб Тонь! Тебе одной только… – зашептала девушка. В старой душевой никого больше не было, разве что мокрицы следили за ними из темных углов. Но Инна всё равно прятала голос: у богадельни, она знала точно, есть уши. – Это Тени его схватили, ума лишили, своим сделали. Он не такой, не такой, понимаешь? Лучше его нет никого…