Она не выходит.

Тогда я подхожу и распахиваю дверцу.

Глиндон – невинная, сладкая и вкусная, как ее духи, – думает, что сможет спастись, если срастется с сиденьем.

– Выходи, малыш.

Она качает головой.

– Вдруг ты загоняешь меня в мою же могилу? Может, ты не шутил, и именно здесь вы хороните трупы. Или, может, что еще хуже, несколько твоих подчиненных ждут в лесу, чтобы изнасиловать меня.

– Если бы я хотел тебя похоронить, то убил бы около часа назад, до того, как меня избили за твое пока еще отсутствующее доверие. И никто не прикоснется к тебе, пока мой член не будет в твоей крови.

Она поджимает губы.

– Теперь я должна успокоиться?

– Нет. Просто констатирую факты.

– Ты настолько жестокий, что вызываешь отвращение.

– А ты повторяешься, что начинает бесить. – Я наклоняю голову. – Выходи.

Когда она колеблется, я расстегиваю ремень безопасности и хватаю ее за запястье. Она пытается сопротивляться, напрягается, вероятно, поддавшись панике.

Я с легкостью тащу ее из машины. Она маленькая, я мог бы раздавить ее одной рукой. Не прилагая особых усилий.

В темноте ее кожа кажется бледно-голубой, как у свежего трупа. Если вдруг у нее начнется кровотечение и к белому добавится красный, ее кожа будет выглядеть нереальной под луной.

Тот факт, что я решил не воплощать эти фантазии с этой девушкой, является чудесным проявлением моего контроля.

Подавляй, ублюдок.

– Я могу идти сама. – Ее голос дрожит, когда она пытается освободиться и терпит неудачу. Бесчисленное количество раз.

Она достаточно упряма, поэтому продолжает вырываться. Я позволяю ей.

– Ты не пошла сама, когда я дал тебе шанс, так что теперь решаю я.

– Хватит, Киллиан.

Я замираю, прислушиваясь, как она произносит мое имя своим милом голоском, которым можно петь колыбельные. В основном мне не нравятся голоса людей. Некоторые из них высокопарны, другие низки, а большинство чертовски раздражают.

Однако в ее голосе правильное количество сладости и мелодичности. Столько мягкости и парализующего ужаса, сколько нужно.

Я смотрю на нее.

– Что хватит?

– Что бы ты ни задумал – не надо.

– Даже если тебе понравится?

– Я сомневаюсь, что мне понравится все, что ты делаешь.

– Уверена? – Мы останавливаемся возле небольшого озера, и Глиндон замирает.

Ее попытки бороться давно забыты, так как она смотрит на озеро перед нами.

Сотни крошечных желтых точек освещают деревья и сияют на поверхности воды, похожие на маленькие лампочки.

Пока она наблюдает за светлячками, я наблюдаю за ней.

Становится трудно дышать, когда расслабляются ее плечи и приоткрываются губы. И в ее глазах, словно в зеркалах, отражаются светлячки.

Они сияют, становятся ярче, быстрее, и я, не раздумывая, достаю телефон и делаю снимок.

Запечатлеть этот момент ощущается как потребность, а не как простое действие. Это не импульс, это гораздо хуже.

Глиндон даже не обращает внимания на вспышку, все еще увлеченная светлячками.

– Они такие красивые. Не могу поверить, что не знала об этом месте.

– Это территория нашего университета.

– Ты приводил сюда своих жертв?

– Так вот кто ты теперь – моя жертва? Мне нравится. И нет, сюда я прихожу, когда хочу побыть один, так что ты первая.

– Я во многом первая.

– Меня это тоже удивляет. Тебе нравится?

– Очень.

– Я же говорил. Мне показалось, что художница оценит мрачную красоту природы.

Наконец-то она обращает внимание на меня.

– Откуда ты знаешь, что я рисую?

– Я много чего о тебе знаю, Глиндон.

– Почему? Чего ты хочешь?

– Я много чего хочу. О чем именно мы сейчас говорим?

– Это ты привез меня сюда. Может быть, преследуешь какие-то цели.

– Я же сказал тебе, что ты должна мне доверять. Просто подумал, что это место тебе понравится.