По сути, кушак, ремень или верёвка – это древний документ, паспорт, указывающий на принадлежность человека к той или иной социальной группе.

Без подпояски могли быть только люди высокого ранга, нищие и лица духовного звания.

Сотня уже поднялась, и уртон вятичей копошился, словно небольшой муравейник. Люди занимались привычными утренними делами. Родий, садясь в седло, наставлял Скопа:

– Остаёшься за меня, Скоп! Вот тебе серебряная деньга, – Родий протянул Скопу блеснувшую чешуйку, – греки называют её милиариссий! Купишь вон у булгар полсотни баранов, да мешок соли! Освежуете с десяток, а остатние пущай пасутся вместе с нашими конями, прозапас будут! Отправишь десять ратников во – он туда! – Родий показал рукой вниз. – Гляди подле пролива стоят наши лодьи! Отдыхайте, варите кашу с бараниной! Я вернусь к вечеру!

Распорядившись, таким образом, Родий, в сопровождении Буки, стал спускаться вниз, к проливу, где уже вовсю шумело разноголосое торжище. Спускаясь по кривым улочкам Таматархи, вятичи несколько подрастерялись, не ожидая такого скопления народа, телег и лодок, уткнувшихся в песчаный берег. Огромное торжище растянулось вдоль морского побережья и пролива на добрый десяток поприщ. Весь этот шумливый, копошащийся базарный уртон со стороны больше походил на гигантского дракона припавшего к воде и жаждущего прохлады. Утреннее солнце и впрямь уже припекало изрядно.

Разноязыкий говор продавцов и покупателей окружил вятичей, навязчиво лез в уши, временами оглушал и подавлял своей необычностью. На каких только языках не переговаривались меж собой сгрудившиеся здесь люди, но всё-таки везде преобладал язык великого Гомера. В те времена греческая речь была языком международного общения.

Пожалуй, человеку, впервые попавшему в это базарное скопище, трудно найти нужную ему вещь. Но оказывается всё довольно просто: надо только назвать предмет торговли и тебе тут же огласят имя торговца, укажут направление.

Чем здесь только не торговали. Здесь можно было найти всё: от кожаных подмёток к постолам до вместительных лодок и морских, многовёсельных галер. Продавцы скота оставляли свои стада и гурты овец там, в степи, на подножном корме. Здесь же, на торге, нужно было только найти покупателя, сопроводить его к стаду и получить договорную плату. А там хоть трава не расти, делай с этим стадом, чего хочешь: хоть гони его сразу на ближайшую скотобойню и соли мясо в бочки, хоть гони его к себе домой или вези на галерах за море, если есть в этом нужда.

Сверху Родий определился, как проехать к своим лодьям, а вот попав в водоворот базарной толпы, в это скопище разнообразных товаров и людей, телег, арб и верблюдов с ослами, он потерял направление. Но стоило только произнести имя старшины вятичей, как ему тут же указали куда двигаться, восторженно крича:

– О-о-о, Грива! Вон туда надо! – вскричал один. – О-о-о, словены! – возопил другой. – Каким молоком вас вскормили, таких могутных? Верно, вас кормили мясом вурдалаков, особенно вон того, похожего больше на глыбу в степи, а то и на здоровенную колоду для разделки бараньих туш! Как его лошадь-то держит? Почему он всё ещё не раздавил свою бедную скотину? А может вас поили кровью тех ослов, на которых ездят ваши лесные колдуны и ведьмы?

Окружившие всадников люди, поражённые громадностью Буки, покачивали от удивления головами и восхищённо цокали языками, приговаривая:

– Мне бы такого бугая в охрану! Я бы тогда с ним одним не побоялся отправиться даже в далёкий Хинд за чаем!

Пробираясь через торжище, Родий обратил внимание на то, что всюду люди расплачиваются за купленный товар деньгами. В родных краях торговля в основном меновая: привезут угры на рынок в Туманном пушнину, да и меняют её на славянские телеги и зерно. Здесь же , даже женщины покупая утром свежую рыбу на завтрак своей семье, расплачиваются за неё мелкой медной деньгой. Об этой особенности местного рынка Родий и поведал Гриве, когда добрался, наконец, до своих лодий. Старшина снисходительно улыбнулся, но растолковал наивному парню тонкости южного рынка: