Боарикс Владимир Логинов

Вселенная в строгой устроенности своих холодных звёздных миров, чёрных дыр и гигантской, ни с чем не сравнимой, глубиной своей бездны, беззвучно поворачивалась над головами вечно спешащих куда-то людей. Люди же боялись, что не успеют сделать самое необходимое, а потом будут сами же себя корить. Зиму, на рыбе, да зайцах, кое-как пережили, а как мать Весна борьбу нешуточную с бабой злой, Зимой неуютной, затеяла – пригнала капель-месяц в городища вятичей, люди и зашевелились, забегали как муравьи, пригретые жарким Ярилом, золотым щитом Даждьбога, сына великого Сварога.

Мать Весна, прогнав злую старуху Зиму, растопила снега глубокие, призвав на помощь брата своего, Даждьбога с его золотым щитом. Мать Земля шалью зелёной, травой-муравой, покрылась, почка на берёзе проснулась, набухла, и деревья берёзовые подёрнулись сиреневым почечным инеем. Одуванчик вездесущий из прогретой земли вылез, головку свою жёлтую вслед за Ярилом поворачивает. Каждая былинка теплу, свету Божьему радуется, к небу синему тянется. А по небушку с юга, из стран полуденных, облачка белые бегут, будто овечки кудрявые, кудлатые, тоже куда-то торопятся. Синицы-зинзиверы затренькали весело, Весну-красну хвалят. Воробьи хлопотливые, драчливые, вече своё шумливое в ветках рябин сбирают, места для гнездований своих делят. Прилетевшие скворцы мать Весну звонко славят, коровок с овечками на широкий луг зовут. Коровы с овцами на луга чуть ли не бегом несутся, про степенность свою забыли, она у них потом появится, от сытости. На дворах петухи громко горланят, надрываются. Жаворонки высоко в небе задорно-звонко поют, на работы полевые ратаев кличут.

Только те не шибко-то весело в поле выходят, не то, что в прошлые вёсны. А всё потому, что кони-помощники заморены, овсы, что для них были с осени припасены по случаю работы тяжкой, весенней, сами хозяева, не от хорошей жизни, зимы долгой, поели. Отощавшие лошадки, сенной трухой кормленные, с большой натугой соху тянут, часто передохнуть останавливаются, но пахать, сеять жито надо, не то все зимой неприветливой с голодухи ноги протянут: и люди, и скотина, и птица. Да и распахать землицы надо побольше, чем в прошлом году, засеять, чтоб не знать нужды, да чтоб на продажу ещё осталось. А для этого надо отцу небесному Сварогу жертву содеять, по горсти зерна посевного другому сыну его, Огню, в костёр кинуть – вот и горели на каждой поляне, где ратаи хлеб сеяли, костры жертвенные.

Скиф Евл для посевных работ каждому ратаю из общинного амбара по бадье овса выдал. А ещё выдал, для посева же, пшеницы отборной, гречки, проса, гороху, да семян льна для отдельного клина. Жито для посева – табу. Никто посягнуть на него, не смел зимой. Каждому осенью был выдан его пай, а коли, не хватило, так иди, лови рыбу в омутах, зайцев в лесу, кабана промышляй или поднимай медведя из берлоги, а нет, так осину гложи, но про посевное зерно забудь. Община наделила Евла правом убить любого, кто позарится на общинное добро; секира за поясом скифа посверкивала жёстко, устрашающе.

В огородах бабы свеклу, репу сеют. А ещё сеют диковинную в здешних местах капусту и морковь, огурцы на навозных грядках. Семена эти привёз с юга грек Феофан. В городище грек этот давно прижился; Бога своего славит, о похождениях и житии его много чего сказывает диковинного.

Девки-невесты матерям помогают, землю грабельками пушат, приговаривают ласково: «Уж ты матушка-земелька милая, на нас обиды не держи, мы тебя холить, поить будем, а ежли Перун грозный сверху кормильца не даст, тако мы водички принесём ключевой, да тебя напоим!» Бог Перун вверху всё слышит, одобрительно с небес поварчивает, погромыхивает, облачка пузатые нагоняет, кормильца-дождичка сулит.

Пахари-ратаи на полях худо-бедно свою работу справили, а тут и жёлтые барашки на вербах повылезли, черёмуха в белый наряд оделась, берёзы зеленой кисеёй-дымкой покрылись. На земли вятичей пришёл долгожданный цветень-месяц и принёс в души ратаев умиротворение, а девушкам радость и трепет ожидания чего-то неведомого, но обязательного хорошего в жизни девичьей, потому что наступила пора вечорок и ухаживаний…

*****

Город вятичей все в округе называли Туманово городище или просто Туманово. Расположилось оно на высоком холме возле озера, окружённом мрачными еловыми лесами, и только прожилки дубов, берёз и осин с рябинником вносили разнообразие, ласкали глаз листом весёлым. С холма проглядывалось и второе озеро, а за ним на восток шла цепь озёр поменьше, переходящая в болото. Там вятичи черпали донные отложения, сушили их, прокаливали, а после спекали в глинобитных печах и выплавляли чугунные чушки, из которых потом кузнецы ковали железо на подковы лошадям, делали оси для телег, да и оружие ведь надобно, для обороны от ворога.

С озёр часто наползали туманы, потому и городище так прозвали. Проживало в нём около пяти тысяч человек, что по тем временам было очень много. Прозорливые деды обнесли место это с большим запасом, мудро рассчитывая на прирост населения. Мощная огорожа эта состояла из пятисаженных лиственниц, которые, будучи обожжёнными и промазанными с комля дёгтем, стояли в заборе, плотно вкопанные на сажень (2 м.), вот уже более полусотни лет.

Дома в городище рублены из листвянки, потому что крепче и долговечнее сосны. Сверху домы вятичей, да ещё из листвянки, покрыты дёрном, а потому дом такой поджечь невозможно. Маленькие окошечки по верху стен затягивались на зиму бычьими пузырями. Двускатная крыша из жердей в центре имела отверстие для выхода дыма от очага из глинобитного камня. Домочадцы спали на земляном полу, застланном медвежьими и волчьими шкурами. Мылись люди в трёх больших общих банях, обязательно в первую четверть луны. Так уж заведено было издревле.

Когда-то в этих местах жили скифы-фиссагеты, земледельцы те ещё. И это они выжгли и расчистили к югу от городища часть лесов под поля для жита. Вятичи, занявшие этот озёрный край, расширили поля, вырубив леса на свои избы, но на севере, за озёрами и рекой Окой лес стоял нетронутый, полный пушного зверя. Лосей, медведей, кабанов и зубров водилось в них во множестве, а попадались ещё и туры, которых даже опытные охотники побаивались за очень уж крутой, злобный нрав.

С давних времён в Туманове выбирали вождей из уважаемых людей племени, которые проявили себя властным характером и умением разбирать хозяйственные споры. На выборы съезжались делегаты из других городищ по пять человек от каждого. На выборы вождя верховный волхв племени отводил не больше трёх дней и обязательно в полнолуние. Здесь, в Туманове, вождь и должен был жить со своим семейством, для чего был построен большой дом с клунями, погребами, конюшней и огородом, да ещё отдельной баней, чтоб вождь чаще мылся, видом грязным своим людей не смущал. Вождю выделялся пай жита из общественного амбара и часть денег от продажи пушнины для закупа оружия, коней и содержания дружины в походах.

Верховного волхва тоже выбирали, но только одни волхвы из других городищ и родов, в Перунов день, на бугре бога Сварога, что в пяти поприщах от Туманова. Волхвов люди боялись, и вовсе не потому, что те проводили нужные, но иногда очень уж загадочные обряды, а потому, что наделены они, были такими правами, опять же издревле, которые не снились даже выбранному народом вождю. Предводитель племени мог лично казнить труса или предателя. Волхв же, всегда одетый в медвежью шкуру, мехом наружу, что сближало его с богом Велесом, ходил по городищу и высматривал, кто, как живёт, соблюдает ли каноны дедовы, как хозяйство правит. Увидев ребёнка, болезнью замученного, внушал матери, говорил и другим родителям, ужасом объятым, что им счастье выпадет, если их дитя помрёт, значит, подвиг свершит во имя верховного бога Сварога, отца небесного.

Волхв следил, чтобы все поля были засеяны. Не дай, не приведи, если у кого-то поле не вспахано и не засеяно. Волхву было наплевать, что хозяин заболел – он был обречён на жертву во имя Сварога. Одно могло спасти такого хозяина, если жена, домочадцы или сосед засеют поле, или, если хозяин даст быка-трёхлетка в жертву верховному богу. Таким образом, из общества выбраковывались лентяи и захребетники. В этом люди видели какой-то вселенский смысл. Это волхвы, ещё там, в глубине веков, сказали: «Худую траву из поля вон!» Это они о людях так выражались, о своих соплеменниках. Они, волхвы, знали многое о природе, жили ей, в лекарском деле им не было равных. Они знали языки народов-соседей, могли предсказывать погоду, и уж, конечно, были хорошими психологами. Они следили за здоровым духом общины. Это потом, много позже, христиане назовут их мракобесами, закоренелыми язычниками.

А между тем наступило полнолуние. С утра в Туманово городище начали прибывать делегаты из ближних поселений. К вечеру приехали и из дальних. Велика земля вятичей. От реки Жиздры, на заходе Ярила, за которой жили радимичи, до реки Цны на восходе, где обитал народ угров, а дальше буртасов. От реки Клязьмы и стран полуночных, где тоже обитали угры и славянское племя кривичей, до верховьев Дона, где были страны полуденные и Дикое поле. А жили там аланы, булгары, сарагуры и савиры, а ещё греки, да много разных народов. С ними вятичи были в дружбе и торговых отношениях.