Блуждающiй Свљтъ. Романъ во стихахъ Сергiй Чугуновъ
© Сергiй Чугуновъ, 2019
ISBN 978-5-4493-8787-5
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
ПРОЛОГ
В наш век кого-то удивить
сюжетом иль отменным слогом,
увы, не просто. Как же быть? —
когда Самим быть может Богом,
во мне неутолимый вызван зуд.
И вспухла от раздумий голова;
и мысли, облаченные в слова,
так на бумагу и бегут, бегут…
Бегут, увы, не подвиг совершить!
Бегут, в пустой надежде поразить,
(быть может, стыд пройдя и униженье)
несокрушимое воображенье
Читателя, уставшего от дел
либо томящегося в скуке…
Довольно слов, пера коснулись руки;
и Музы райский голос зазвенел…
Глава первая
«„Господи, мало нечисті на Землі, так ти ще й жинок наплодив“».
Н. В. Гоголь
I
«Греховна жизнь, да и любовь греховна…
се как недуг, им раз переболев,
мы в мир иной отходим поголовно
иль в мир воспоминаний-грёз… Что лев,
насытившись, ложится в тень, зевает
и никого окрест не замечает:
ни сладкой пищи, ни доступных дев…
Но всё ж, потом, и то непостижимо —
когда уж нет сил и средств любить;
нет прав и нет здоровья дале жить —
нас тянет всех, причём неудержимо,
пред тем, как вздох предсмертный испустить,
сосуд греха ещё раз пригубить…» —
II
ПалЛьвовичТкач – повеса старый – сына,
учил искусству жить, а, знать, любить:
«Лишь женщина в мужских грехах повинна!
ей угодить иль дабы ей польстить,
идёт на грех и даже смерть мужчина,
она – грехов его первопричина
и следствие… Поверь, нельзя грешить,
не ведая любви, любить безгрешно —
нельзя… Как, впрочем, жить… Да, то беда!
Но, во грехах раскаешься когда —
ан поздно… Впрочем, сын мой, безутешно
о том рыдать не стоит и труда,
жизнь такова – то зной, то холода…»
III
Сын слушал всё, да только без вниманья…
«Что мне любовь? – пока не до неё…
Что женщины? – от них одни страданья…
Любовь – предназначенье не моё!
Мне ль женщину любить – она убога…
Терниста и трудна моя дорога:
я кубок Истины, налитый до краёв,
хочу испить. К чему мне наслажденья? —
в них толку нет, а, значит, нет ума;
страстишек плотских, мелких кутерьма
мои не поколеблет убежденья.
Хочу наук пополнить закрома,
пока меня не поглотила тьма…» —
IV
так думал юноша, на сеновале лежа,
да не заметил, как и задремал,
укрывши дранной голову рогожей…
…И, лишь на пятый раз, он услыхал:
«Эй! Глеб-каа! Где ты там?! Тя ищут, Глебка, —
звала его пригожая соседка, —
Василий Львович да и дядя Пал…»
Василий Львович – дядя из столицы —
батянькин брат, за Глебом прилетал,
ему своих Господь детей не дал,
так он племянника отправить за границу
решил… И Глеб на свете всё б проспал,
каб не соседка Ольга Самофал…
V
Скрывать не буду, Оля очень Глебу…
не только очень, да ещё давно,
была по сéрдцу… Сколько раз у неба
молил любви её – всё тщетно, но
Глеб не сдавался, Оле так и эдак
о чувстве намекал… А напоследок,
перед отъездом, как в плохом кино,
он ей признался, переврав поэта:
«Любил ли, Оля, ктотебя, как я>1?»
Зарделась дéвица, как от огня…
«Люблю тебя, хочу…» «Ах, ты про ета…
Глеб, не поспеем, мало время, я…
быть может статься… буду ждать тебя…»
VI
И вот… в ину страну и в жизнь чужую,
отца покинув и родимый кров,
уехал Глеб. И там, вам доложу я,
недурно зажил он, начав с азов,
науки мира изучать и тайны,
и этим счастлив был необычайно,
жил этим наяву и в мире снов,
окрест себя совсем не замечая:
ни красоты, ни грязи городской;
ни вечной торопливости людской;
ни девок, что, прохожих докучая,
лишь купол неба меркнет голубой,
на площадях и улицах собой
VII
торгуют. Все дела мирские Глеба
не волновали. Весь в науках, он
жил скромно: чай да два кусочка хлеба
входили в его скромный рацион…
А игры, развлечения, путаны,
танцульки, выпивка – посколь ни по карману —
Глеб не вводил сих слов в свой лексикон.
Шли годы, но в судьбе Ткача ничтоже>2
не изменялось… Словно бы больной,
науке отдавался он одной,
доколь его наш Всемогущий Боже
не свел с ума. В излишний выходной
Глеб с девой познакомился одной…
VIII
Сознаться честно, женщин Глеб боялся,
ведь он без материнской ласки взрос.
Те ж – с коими, случалось, забавлялся
отец – то разве женщины? – вопрос…
Превыше Ткач ценил уединенье —
с великоумной книгой съединенье
иль пребыванье в царстве сладких грёз.
А тут неведома открылась бездна,
и в оную его нещадный рок
столкнул, и Глеб поплыл, как тот щенок,
которого учить ин бесполезно.
Когда пришёл влюбиться парню срок —
он втюрился, ну чисто дурачок…
IX
Содеялось всё, вроде как случайно,
сосед по комнате, почти дружок,
их познакомил в парке, дальше тайна…
Как можно так, за столь недолгий срок
(ялишьузнал – подумал: злаяшутка)
околдовать, влюбить, лишить рассудка?
Возможно ль? Да! Поскольку тот же рок
нас приучил готовым быть к любому
изгибу-искривлению судьбы…
К чему чесать затылки, морщить лбы? —
одно! всё обернется по-иному,
не так совсем, как нам хотелось бы…
(садиликлёны – вырослидубы)
X
И все притом, что это диво – дева
божественно-бесовской красотой
не выделялась, но ни в этом дело,
ни в красоте, чудесной, но пустой —
сокрыта женщин дьявольская сила,
что до небес мужчину возносила
и низвергала… Но! О деве той:
она была умна, умна настолько,
чтоб ум скрывать умело от мужчин.
Зачем? Тому немало есть причин —
одна из них (и топризнатьмнегорько)
та, что мужчина – человечин сын,
един: мудрец, добытчик, господин!
XI
К тому же Энни, так ту деву звали,
могла умело выслушать, понять…
(По всейземлеищи, и тоедва ли
людей, способных, слушая, внимать,
десяткадвана миллионнайдётся.
Не всякомутакойталантдаётся —
самозабвенносопереживать…
Теперьвсё большелюбятпосудачить,
умельцыродазлостныхболтунов
стремятсяваспойматьв пленицы>3слов,
обезоружитьи обезопасить…)
ГлебПалычТкач – породы мужиков
типичный представитель, трёх часов
XII
не минуло, а, глядь, уже под юбку
полез он, нетерпенье проявив.
Но, благо, Энн всё обратила в шутку
и, грубость зверя в нежность обратив,
в пучину страсти робкого невежду,
обезоружив, то есть, сняв одежду,
толкнула! Ткач, рассудку супротив,
без тени страха в тайные глубины
неведомого чувства погрузился;
он лишь на миг в желаньях усомнился,
но прочь прогнал сомненья… О, мужчины!
средь вас ещё на свет не народился
Муж, коий зову плоти вспротивúлся!
XIII
Теперь мы в мир иной перенесёмся,
нет, ни в загробный, в параллельный мир.
Как попадём туда? А как-нибудь пробьёмся —
в пространствах много всяких лазов-дыр.
Кто в нём живёт? Народ необычайный,
красивый, добрый, но, увы, печальный,
поскольку беден он, забит и сир…
Йергес народом правит – многошумный,
разнузданный, бессовестный злодей,
причем из бывших, то есть из людей…
Сей притеснитель слабоумный,
сей реформатор -лицедей,
был полон пременительных идей —
XIV
но минул век, Йергес остепенился,
теперь не сеет в землю он костей;
обрюзг, оплыл жирком да обленился;
сидит и званных ждёт к себе гостей!
Вот! Зашумели кроны, ветр могучий
задул, завыл, нагнал свинцовы тучи,
но, пролив желчь и наломав ветвей,
унялся, задремав в дупле… А вскоре,
взошли к Йергесу медленной чредой:
беззубый Старец, будто лунь, седой;
Тюлень в старинном головном уборе;
Бык златорогий; Ворон с бородой
да Кот облезлый со Змеёй младой…
XV
Все твари – соправители Йергеса:
Старик – существ бесплотных господин;
облезлый Кот – хозяин гор и леса;
Тюлень – властитель водяных глубин,
те содрогаются от одного лишь рыка;
Бык – обитателей степей владыка,
их сын и дух в одном лице един;
пустыни лишь одной Змее подвластны,
там где Змея – там ненависть и страх;
а Ворон царствует на небесах,
его закон и гнев его – ужасны…
Йергес молчит, печаль в его очах,
и властная улыбка на устах.
XVI
«Прийми привет, König Jerges>4-Жестокий, —
седой старик учтиво начал речь, —
Ein Unser Held>5! Хозяин светлоокий.
Отец родной, знай, рад костями лечь,
любой из нас, твою сполняя волю;
готов: делить и благость, и недолю;
тебе служить и твой живот беречь…
Мы, Herr>6, пришли смиренною толпою,
даб, обратившись в вселовящий слух,
постичь, чего твоих очей потух
могучий пламень? Что стряслось с тобою?
Аль одолел тебя, какой ни весть, недуг?
Аль предал, вдруг, недолговечный друг?»
XVII
Йергес молчит, властителю негоже
поспешным быть. И миновал уж час,
как он безмолвствует… А гости что же?
В почтении склонив главу, ни раз
уж исподлобья кроткий взгляд бросали,
пытаясь что-нибудь понять… Уж в зале
стемнело так, что кроме красных глаз,
светящихся во тьме, ни зги не видно…
Йергес вздохнул, по стенам факела
самозажглись… «Такие вот дела… —
промолвил он. – Мне знаете ль обидно…»
Наморщив кожу потного чела,
вновь Царь замолк. Лишь глупая пчела,
XVIII
под потолком летая, так жужжала,
(от шумапростовспухлаголова)
пытаясь тщетно выбраться из зала,
Йергес её убил, взглянув едва…
«Так вот, мои дражайшие собратья,
не для того я вас просил собраться,
чтоб слушать сладолестные слова.
Уж век второй пошёл, как я над вами
посажен был Всесильною Рукой,
и мыслю се: пора мне на покой,
я поослаб да поглупел с годами…
Но нет наследника – тогда на кой
нужён покой, ответьте мне, такой?»
XIX
Притихли гости, мыслят, плохо дело…
Тюлень от страха даже шляпу смял;
у Старца всё внутри похолодело;
дрожь у Кота… Тут Ворон слово взял,
когтем корявым теребя бородку,
«Мой властелин, найди себе молодку…
ужель ни разу простыней не мял
ты с девками, ночами развлекаясь?
Аль в данном деле стал ужо ты плох?
Аль твой могутный сук совсем засох?»
Йергес расцвёл: «Да было дело, каюсь,
я преподать и вам могу урок…
Но я страшусь, когда приспеет срок,
XX
вдруг дочка уродится вместо сына…»
Змея тут влезла: «Это пустяки,
рожденье дщери – это ли причина
