Блокадные дневники. Пьесы Владимир Симаков

Редактор А. В. Симаков


© Владимир Симаков, 2018


ISBN 978-5-4490-4462-4

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

АВГУСТ 1941 ГОДА

ПЬЕСА В ДВУХ КАРТИНАХ

Действующие лица:


Иванов Семен Семенович, управдом, 45 лет

Петров Даниил Андреевич, командир РККА, 25 лет

Нина Сергеевна, его жена, 27 лет

Виктор, его пасынок, 9 лет

Татьяна, его сестра, 23 года

Сидоров Макар Васильевич, дворник, 50 лет

Евгения Павловна, его жена, 45 лет

Мария, их дочь, 20 лет

Гулин Ефим Дмитриевич, инженер, 30 лет

Мохов Авдей Игнатьевич, завскладом в/ч, З5 лет

Архипова Антонина Никитична, учитель. 35 лет

Попова Ульяна Захаровна, учитель, 35 лет

Курашова Софья Николаевна, пенсионерка

Женщина – почтальон


Место действия – Ленинград

Время действия – конец августа 1941 года

К А Р Т И Н А I

Сквер возле жилого дома. В сквере скамейки, возле дома куча песка. Окна дома – в перекрестьях бумажных полос. Дверь одного из подъездов завешана объявлениями.

Утро. Трамвайные звонки и скрежет колес на рельсах в отдалении. Песня, перебивающая мотив популярного танго. Из подъездов дома время от времени уходят семейные группы и одиночки с вещами и чемоданами. У двери жилконторы сидит и вяжет Курашова. Сидоров подрезает кусты.

Еще поют про чью-то боль
Неостановленные диски,
А мы прощаемся с тобой,
А мы с тобой уходим в бой:
Над нами свастика нависла…
А жизнь одна, а жизнь одна —
Другой не знаем и не просим,
Но, чтобы к нам пришла весна,
Мы все уходим в эту осень.
Свинцом наполнилась Нева,
Дома стоят как баррикады,
Как форты смотрят острова,
И не нужны уже слова —
Их заглушает канонада.
А жизнь одна, а жизнь одна…
Незащищенно смотрят в мир
Перебинтованные окна,
И в тишину пустых квартир,
И в тишину пустых квартир
Безмолвно входят похоронки.
А жизнь одна, а жизнь одна…
И пусть поют про чью-то боль
И Аргентина, и Гренада,
Но мы должны закрыть собой
И город, данный нам судьбой,
И острова. и баррикады…
Мы выпьем боль свою до дна,
Пройдем осеннее ненастье —
Ведь жизнь одна, судьба одна,
А им нужны весна и счастье.

К у р а ш о в а (Сидорову). Смотрю на вас, Макар Васильевич, – на душе легче становится. Работаете, будто ничего в мире не происходит.

С и д о р о в. Не запускать же сад… Только смотреть на эту благодать некому, да и у оставшихся настроение не то…

К у р а ш о в а. Пустеет дом, пустеет.

С и д о р о в. Мне-то об этом не рассказывайте: сам ежедневно повестки разношу кому в военкомат, кого на окопы призывают, а кто сам в ополчение уходит. И без конца об эвакуации говорят. Слово какое-то неслыханное выдумали.

К у р а ш о в а. Слово для нашего города привычное. Построен-то он при границе, вот и приходится всякий раз с началом войны думать об эвакуации. Когда Наполеон шел на Москву, весь петербургский двор сидел на чемоданах. Но тогда господь не допустил. А как сейчас сложится? Сами не собираетесь уезжать?

С и д о р о в. Какие переезды в наши годы?

К у р а ш о в а. Это же необходимость, война… Николай Федорович так говорит.

С и д о р о в. Войны не бесконечны, что же бегать туда-сюда?

К у р а ш о в а. Но есть постановление Ленгорисполкома.

С и д о р о в. Вы же не уезжаете?

К у р а ш о в а. Так Николая Федоровича оставили здесь, при заводе.

С и д о р о в. Что-то давно его не видно.

К у р а ш о в а. Работает по 10—11 часов, а то и больше.

С и д о р о в. Один? Или есть еще энтузиасты?

К у р а ш о в а. Есть. Все оставшиеся так работают. Время военное.

С и д о р о в. А мы дочку ждем. Где-то неподалеку воюет. Вернется, а в доме никого? Некрасиво получится.

К у р а ш о в а. И точней не знаете, где она?

С и д о р о в. Была под Лугой. А где теперь – не знаю. Но может появиться в любой день – расстояние не ахти какое…

К у р а ш о в а. Вот и все мы чего-то ждем…


Курашова уходит в подъезд. Сидоров продолжает стричь кусты. Через сквер к дому идут Петровы с продуктами.


Н и н а. Виктор совсем от рук отбился. Таким самостоятельным стал за лето.

П е т р о в. Самостоятельность – это хорошо. Не всякий на нее способен. Зависимым быть легче: не надо ничего решать, всегда можно перебросить собственные промахи на чужие плечи.

Н и н а. Да он бабку не слушает, папиросы мои куда-то прячет. От тебя этим шуткам научился.

П е т р о в. Будет кому присмотреть за тобой.

Н и н а. А мне контролеры не нужны!

П е т р о в. Контролеры – да, но это же сын. Итак, продуктов на первые дни вам хватит. Если переезд затянется, прикупите что-то на остановках. Не исключено, что придется вещи менять на продукты. Надо будет взять с собой самые ходовые.

Н и н а. Стоит ли вообще уезжать?

П е т р о в. Это не обсуждается. Вас-то я отправлю, а что с Татьяной будет? Гатчину немцы не обойдут, а она там…

Н и н а. Не будет же она их дожидаться?!

П е т р о в. В этом и неизвестность.

Н и н а. В тыл пусть едут те, кому есть куда и к кому ехать.

П е т р о в. Да все едут в никуда, никто никого и нигде не ждет.

Н и н а. И к чему этот бессмысленный отъезд?

П е т р о в. Война, Ниночка, война…

Н и н а. Война через пару месяцев кончится, а мы окажемся за тридевять земель от дома?

П е т р о в. Зятя наслушалась? Я смотрю, все стратегами стали. Немцы два месяца шли к Ленинграду. Выгонять их придется дольше.

Н и н а. Три, четыре месяца – какая разница? Уезжать глупо! Сорвал меня с дачи зачем-то. Сидели бы там и не суетились с отъездом.

П е т р о в. Не говори, пожалуйста о том, чего не знаешь. Не ты одна едешь, полгорода поднялось У тебя есть возможность уехать с родными к тому же.

Н и н а. А мне это надо?

П е т р о в. И тебе, и сыну твоему надо.

Н и н а. Своим ты его не считаешь?

П е т р о в. Сейчас не до счетов. Главное для вас – выехать из города.

Н и н а. Вот все и выяснилось…

П е т р о в. Хорошо, отъезд нужен нашему сыну!

Н и н а. Клещами надо из тебя такие признания вытягивать… А родственнички берут меня с собой, чтоб я с девчонкой их нянчилась. Мать у нас барыня, сама ничего делать не будет, а Верке работать надо – они же с заводом едут. Где-то мне предстоит работать, счетоводу несчастному?

П е т р о в. Тебе самой рожать, не до работы будет.

Н и н а. Это когда еще… К тому времени мы в Ленинград вернемся.


К Петровым подходит Сидоров.


С и д о р о в. Здравствуйте, молодежь.

П е т р о в ы (одновременно). Доброе утро…

С и д о р о в. Данила Андреич, можно тебя на пару слов?

П е т р о в. Почему же нельзя? Сумки только донесу до квартиры и вернусь. Пока Нина Сергеевна собирает вещи, поговорим.


Петровы уходят в подъезд. Через минуту Петров возвращается один.


П е т р о в. Какие вопросы, Макар Васильевич?

С и д о р о в. Отвоевался уже?

П е т р о в. Отвоюю, когда война кончится. А сейчас семью надо отправить подальше отсюда.

С и д о р о в. Неужели и тут будем воевать?

П е т р о в. Неподалеку.

С и до р о в. То-то жильцы, как крысы с корабля, разбегаются.

П е т р о в. Есть постановление, и винить их не в чем.

С и д о р о в. Я и не против. Только постановления и приказы выполнять – солдатское дело. А нам, гражданским, и мозгами пораскинуть можно, прежде чем выполнять. Не маленькие, кумекаем, что к чему.

П е т р о в а. Исполнительность сейчас – главное. У меня жена противится отъезду, так вы ей такого не говорите. Пусть уезжает, как все.

С и д о р о в. А не все едут. Вот к примеру…

П е т р о в (перебивает). Потом, потом примеры перебирать будем. А сейчас паковать вещи надо моим путешественникам.

С и д о р о в. Все так серьезно?

П е т р о в. Один курящий байку мне рассказал. Бежит наш солдатик в атаку с винтовкой наперевес, но остановился, решил закурить. Скрутил козью ножку, прикурил, а тут ему голову сдуло – снаряд поблизости разорвался. Солдату самое время затянуться, а самокрутку вставить некуда. Расстроился он от такой несправедливости и тогда лишь упал.

С и д о р о в. Ты это к чему рассказал?

П е т р о в. Была возможность – и рассказал. Завтра такой возможности может не быть.

С и д о р о в. Не умирать же ты собрался?

П е т р о в. И не думал. Просто боюсь забыть эту байку в будущем.

С и д о р о в. Выходит, положение серьезней некуда.

П е т р о в. Не до перекуров. И разговоры надо отложить на будущее.

С и д о р о в. А если в будущем не удастся поговорить?

П е т р о в. Не думаю, что война будет столетней. Все кончится быстрее. А не удастся нам – разговор продолжат наши современники. У них и информации прибавится, и опыта будет больше, и суд более объективным.

С и д о р о в. Но это уже будем не мы, не наши чувства и оценки.

П е т р о в. А чем их оценки могут отличаться от наших? Шапкозакидательства будет меньше? Так это хорошо! Наши-то разговоры хвастовством и незнанием грешат. А все оценивается конечными результатами. Мы пока в самом начале войны. Немцы под Ленинградом, жители вынужденно покидают город. Доживем до победы – поговорим.

С и д о р о в. Веришь в свою звезду, в бессмертие?

П е т р о в. Почему бы и нет? Человек смертен, никто не спорит. Но смерть за родину придает смысл жизни, остается в памяти живых.

С и д о р о в. С живыми ясно. Как объяснить это мертвым? Многие погибают, не поняв, за что… Извещения о смерти как из рога изобилия почтальонша всякий день приносит.

П е т р о в. Мертвым объяснять ничего не надо. Это они нам говорят, что с идеологией расизма человечеству не по пути.

С и д о р о в. Но этих врагов мы вчера называли друзьями.

П е т р о в. Пусть это останется на совести тех, кто называл. Германия была ненадежным, но союзником. Другие державы ни дружбы, ни союза нам не предлагали. Так сложилось, что у России друзей и раньше не было, У Советского Союза – тем более.