С и д о р о в. Зачем же нам такой союзник, такой мир?

П е т р о в. Затем, что худой мир лучше доброй ссоры.

С и д о р о в. Этот союз позорил нас перед миром, да и нам самим был непонятен. Вот и дождались неожиданностей на свою голову.

П е т р о в. Что делать? Рыцарское «иду на вы» кануло в лету. Война все расставила по своим местам. Агрессоры показали свое лицо, и нам осталось только защищаться и защищать завещанное дедами и прадедами.

С и д о р о в. Так не проиграем войну?

П е т р о в. Победим, как пить дать!

С и д о р о в. Сам веришь, или сверху приказали?

П е т р о в. История наша подсказала. Хороший советчик, между прочим. И аргументы убедительные можно найти, и примеры достойные.

С и д о р о в. Ну хоть это приятно слышать. Если паники да измены нет – с остальным справимся А где та дивизия, с которой ты уходил?

П е т р о в. Под Лугой полегла. Кто-то, раненый да контуженый, остался в тылу у немцев, кто-то еще из окружения выходит… Каждый как может. Мы вот, восемь человек, два дня назад вернулись.

С и д о р о в. Почему это нас все время окружают, выбивают, а мы все отступаем, хотя отступать уже некуда?

П е т р о в. Воевать не умеем. Да и нечем, откровенно говоря. Немцы идут в атаку в полный рост, из автоматов все косят перед собой, а мы из винтовочек своих постреливаем, да и на них патронов не хватает.

С и д о р о в. А говорят, лишние полтора года готовились к войне. Что же это за подготовка?

П е т р о в. Подробности после войны узнаем. У меня вон целая библиотека по военной истории собрана. О Гражданской войне я, пожалуй, больше вашего знаю, хотя вы воевали, а я пешком под стол ходил.

С и д о р о в. А я тебя вот о чем спросить еще хотел, Данила Андреич… Ты с дочкой моей в одной дивизии уходил, это я точно знаю. Народу много, конечно, было и здесь, и там – всех не упомнишь. Но Марию мою там, на передовой, не встречал? Маша Сидорова, она там медсестрой или санинструктором называлась. Но боевая, в окопах могла быть.

П е т р о в. Этих девчонок там не сосчитать было…

С и д о р о в. Невысокая такая, светленькая… глазки карие…

П е т р о в. Все они невысокие. И светленькие были. И в нашем батальоне санинструктор Маша была, да она ли?

С и д о р о в. Почему – была? Где она теперь?

П е т р о в. Раненую ее в Ленинград отправил на попутке. В глаза ей не заглядывал: она чуть жива была. Что-то говорила – не разобрал. А добралась ли и где сейчас – не знаю.

С и д о р о в. Без провожатого отправил?

П е т р о в. Провожатых там целый кузов раненых был.

С и д ор о в. Сам-то куда теперь подашься?

П е т р о в. Завтра с новобранцами на передовую.

Из подъезда выходит Нина.

Н и н а. Даня, ты долго еще будешь говорить? Я не знаю, что с собой брать. Смену белья, полотенца, мыло, зубные щетки и порошок я сложила. А что еще?

П е т р о в. Извини, Макар Васильевич, сам видишь…

С и д о р о в. Это ты меня прости, что задержал.

Петров идет к жене. Сидоров возобновляет работу.

П е т р о в. Извини, заговорились.

Н и н а. Вижу, что заговорились. Последние часы мог бы и с нами побыть. О чем расспрашивал?

П е т р о в. О дочке своей. Говорит, санинструктором с нашей дивизией уходила. А я даже не знаю, о ком речь.

Н и н а. Так уж не знаешь! Все на глаза тебе старалась попасться.

П е т р о в. Видно, плохо старалась. Или ты отводила мои глаза от нее.

Н и н а. А что оставалось делать?

П е т р о в. Ничего не делать, потому что мне от тебя глаз не отвести. Ладно, идем собираться. Сменой белья вы явно не обойдетесь.

Н и н а. Я не успеваю поворачиваться, выполняя твои команды.

П е т р о в. Сегодня сядешь в поезд, и уж никто тобой командовать не будет. Но боюсь, поворачиваться придется не меньше.