– Будешь ещё, потаскушка неумытая, ноги ради негров раздвигать?!

– Не буду больше! – захлебнулась девчонка, извиваясь на верёвке. – Честное слово, не буду больше-е-е!..

Тип утробно ухнул, широко, будто в пляске, размахиваясь плетью:

– Поберегись!! Ожгу!!

Плеть свиснула. Поперёк втянутых ягодиц протянулся ещё один рубец. Свежий рубец тут же вздулся и побагровел. От боли девчонка задохнулась, а после отчаянно и звонко выкрикнула, так звонко, что уши заложило:

– Я девственница!!

Левой в солнечное сплетение. И сразу правой в голову!

Спортивный клуб размещался в подвале маслобойни. По вечерам в подвал собирались молодые хулиганы и до одурения дубасили кулаками в перчатках друг дружку и, ради разнообразия, также и тренировочные груши, а во дворе размещалась лесопилка, в точности такая, как во дворе того дома, в котором они жили в Париже с первой женой. С первой женой, с Хэдли… По соседству стояла – это в Чикаго, в Чикаго, не в Париже! – по соседству дальше по улице находилась трикотажная фабрика, и работницы с фабрики каждый вечер группами шли после работы по тротуару мимо подвальных окошек; так что изнутри, из спортивного зала, можно было видеть только мелькающие ноги работниц – в белых носочках летом и в толстых серых чулках зимой. Посреди спортивного зала был установлен окружённый канатами ринг, с потолка свисали груши разных форм и размеров и тускло-жёлтые электрические лампочки под жестяными абажюрами, а стены украшали портреты знаменитых боксёров – Джо Льюиса и других – и афиши боёв. В зале всегда висел полумрак, даже когда зажигали лампы под потолком; по-настоящему светло там никогда не бывало, и стоял плотный запах мужского пота, кожи и резины.

В типе булькнуло или хрюкнуло, и не успев сменить на лице выражение лёгкого удивления или досады на другое, тип попятился было, мелко-мелко перебирая ногами, но почти сразу не удержался и сел на землю. Плётку тип при этом выронил. Девчонка на верёвке злорадно хихикнула. Словно что-то вспомнив, тип принялся шарить под собой. Нашёл то, что искал, и в руке у типа появился маленький блестящий пистолет. Как это их раньше называли, такие пистолеты? «Дамский браунинг». И ещё по-другому – «плоский браунинг». Плоский, как портсигар. Удобно помещается в задний карман. Тип поднял браунинг, и он увидел чёрную дырку дула. И ведь не промажет, гад! С такого расстояния любой не промажет, а этот, небось, ещё и упражняется регулярно, досуг проводит. Пришпилит игральную карту к стенке, валяется на диване и садит пулю за пулей, квалификацию повышает. Омбре поганый! Причём, скорее всего, дело происходит в борделе. А где ещё такой хрен может околачиваться, кроме публичного дома? Ясно ведь, что с такой сутенёрской рожей, кроме как в борделе, больше нигде. Зато там-то тип наверняка держится своим человеком. Этим, как его… Завсегдатаем… Может, правда сутенёр? Или управляющий борделем, директор? Наёмный специалист. Ладно, пусть директор. И из браунинга карманного этот директор палит прямо на рабочем месте, в перерывах между мерзостями, персонал пугает. Самоутверждается. Потому, что дома обоев новых жалко – в цветочек по розовому полю. Если тип в самом деле сутенёр, то девчонка значит?.. Вот то самое и значит! Но это дела не меняет. С любым человеком нельзя обращаться по-скотски. К тому же, может, заставили. Здесь это, скорее всего, запросто, здесь ведь не свободный мир. Кому жаловаться на Острове Свободы? Не этим же, в портупеях, которые на гусеничном «хорьхе» разъезжают! Или с голодухи пошла – ишь какая тощая, чисто из Освенцима…