– Может, пока переоденетесь?

Алеш вспомнил, что надо разжать кулак, чтобы вылезти из рукава куртки.

Грязная ткань смотрелась на спинке стула как ленивое пугало. Заправившись, Алеш резко выпрямил локоть, чтобы подвернуть манжет, и потоком воздуха поднял пыль со стоящей впереди книжной полки. Подписанные корешки немного утешили знакомыми названиями. Наименее пыльным же оказался один неподписанный, светлый, довольно толстый, с заломом ближе к задней стороне обложки.

Алеш привык верить своим глазам.

Академия в Рольне, тридцать седьмой год, писано при свете чумных костров.

– Это не то, – устало бросил Баво. – Посмотрите на верхней полке. Трактат с изображением…

– Откуда она у тебя?

– Что?

– Это моя вещь. Как она к тебе попала?

Баво скривился.

– Я не знаю, что…

– Зато я знаю. У меня ее украли в день… – Голос сорвался. – В тот день.

У Модвина Фретки шумно сбилось дыхание. Баво начал юлить:

– Господин, а может…

– На меня смотри, – прорычал Алеш. – Куда делась страница?

– Какая страница?

– Вот здесь, в начале. Видишь? Ты же, пес тебя дери, не слепой.

«Как женщина и мать, которую вы убили».

Слуга бессловесно воззвал к помощи Модвина, но господин Фретка грудным голосом произнес:

– Отвечай, Баво.

Он сдулся.

– Госпожа ее такой принесла. Не знаю, что там было.

– Там были имена, – отчеканил Алеш, наблюдая, как медленно увеличивается в размерах приближающееся лицо академика. – Вот же странно, правда? – Он ткнул Баво уголком тетради в грудь. – Как думаешь, чем ей не угодила именно эта клятая страница? – Корешок треснул. – Есть мысли? Что, совсем никаких? Они у тебя вообще бывают? Хотя бы по праздникам?

Баво притулился к шкафу. Алеш подавил в себе порыв схватить с пола щипцы и бросил тетрадь в пыль, на полку. Потом он оперся на нее руками, закрыл глаза и выдохнул:

– Попалась.

– О чем вы? – спросил вконец растерявшийся господин Модвин.

«О том, что я нашел ее. Вот она, моя месть. Там же, где моя гибель».

– Знаете, – проговорил Алеш сквозь зубы, – мне искренне жаль вашего племянника, но есть некая паршивая справедливость в том, что с ним сейчас происходит.

– Он умирает.

– Вы весьма наблюдательны.

Взгляд Модвина Фретки устремился в пустоту. Алеш направился к двери, но юноша, встрепенувшись и выставив руки, преградил ему путь.

«Серьезно? Делай что хочешь. Убей меня, и ее сын умрет до рассвета. Отойди, и я сам ее убью. Так или иначе она свое получит, а нам с Еником обоим конец».

Позади шмыгнул носом перепуганный академик.

– Постойте. Подождите, – пробормотал Модвин и, ткнув пальцем в сторону тетради, обратился к своему слуге. – Ты сказал, тебе это принесла госпожа. Которая госпожа?

– Мне не…

Алеш обернулся. Юноша шагнул вперед и сжал кулаки.

– Которая, Баво?!

– Сикфара! – проблеял академик, съежившийся в его тени. – Госпожа Сикфара принесла.

Стены комнаты поплыли и закачались – и, кажется, это почувствовали все трое.

Книжная полка врезалась острым краем в спину. Тетрадь упала на пол, да и пес с ней. Теперь Алеш вспомнил, что в Сааргете больше одной госпожи – но совершенно забыл, кто и в связи с чем в последний раз говорил при нем о младшей.

Хотя теперь важно было только одно.

– Где она? – с трудом выдавил Алеш, но Модвин Фретка его все равно услышал.

– Ждите тут, – сказал он и сгреб академика за воротник. – А ты за мной.

Алеш зажал руками уши, надеясь унять оглушительный звон.

Он простоял так час или год. Ему было все равно. Мурашки побежали по коже, когда звон разбился на звук шагов. Алеш вжался в темный угол между стеной и шкафом, чтобы не видеть, как откроется дверь – ему казалось, если он это увидит, то сердце взорвется и выломает ребра.