Один из них одетым лежал в постели, поджав к животу ноги, и тихо подвывал. Другой вытаращил на Алеша полные слез глаза, потом, всхлипнув, моргнул и перевел взгляд на брата, которого крепко держал за острое плечо. Лица мальчиков были вытянутыми, а не круглыми, волосы – прямыми, а не кудрявыми, и чернее самого темного янтаря.

«Это не они. Мне следует запомнить. Эти дети выиграли от смерти моих сыновей».

Выходя из комнаты, кто-то низкорослый задел Алеша плечом и тихо извинился. В глазах постепенно прояснилось. У изголовья кровати, закрыв руками лицо, сидела на коленях женщина в мужской одежде. С другой стороны, ближе к окну, подергивался забитый человечек с большим ртом и редкими волосами. В углу управляющий шептался с женой. Гоздава и Модвин, как часовые, молча стояли у прохода.

– Мастер Баво – это вы? – спросил Алеш, обращаясь к дерганому человеку.

Тот быстро кивнул, подскочил поближе и потряс его за руку.

– Будем знакомы. Но я считаю…

– Помолчи, Баво.

Алеш решил сперва, что этот голос донесся из каменной стены, но потом женщина у кровати встряхнула короткими волосами.

Ортрун Фретка уколола его взглядом опухших узких глаз, поджала потрескавшиеся губы и спросила:

– Вы знаете, кто я?

«К сожалению, да».

Алеш склонил голову достаточно низко, чтобы госпожа Фретка восприняла это как единственно верный ответ.

– Тогда делайте свое дело, – сказала она и поднялась на ноги, уступая место у постели сына. – Хоть что-нибудь сделайте.

«Ну, посмотрим».

На столике с парой пустых неподписанных склянок и сложенными в кучу мятыми полотенцами стоял, как жирный лебедь в грязном пруду, серебряный кувшин.

– Это вода?

Баво кивнул. Алеш наконец-то соскреб с рук и шеи запекшуюся кровь. Как только он склонился над постелью больного, его брат затрещал:

– Он сказал, ему есть не хочется. И играть тоже. Я думал, он просто вредничает, а потом его вырвало.

Убрав ладонь от еле теплого лба, Алеш обхватил запястье мальчика, считая удары сердца – и почти сразу сбился, потому что колотилось оно как два.

«Проклятье».

– Ты меня слышишь? – спросил Алеш, заглядывая в полуприкрытые глаза ребенка. – Как тебя зовут?

– Тетрам, – снова ответил за него другой мальчик. – А я Томаш.

– Ладно, Томаш. Мне надо поговорить с твоим братом, хорошо?

Погрузивший комнату во мрак своей тени Гоздава довольно грубо сгреб сына за плечо.

– А ну пошли.

«И лучше не возвращайтесь».

– Тетрам, – позвал Алеш, и мальчик, подняв веки, крепче прижал руки и ноги к правой стороне живота. – У тебя здесь болит? Все время?

– Сначала тут болело, – тихо простонал Тетрам, осторожно отняв одну руку и указав пальцем повыше пупка. – А теперь… ай!

Он дернулся и вскрикнул, когда Алеш приподнял его рубашку и попытался потрогать живот. Язык у мальчика оказался полностью белым. Алеш еще раз послушал сердцебиение, чувствуя, как ускоряется его собственное, и обратился к Баво:

– Как долго это продолжается?

– Уже… к-хм… второй пошел.

– То есть, час?

– День.

Алеш отпустил руку Тетрама, чтобы ненароком не сделать больнее, и, оглядев собравшихся, прорычал:

– Да вы сдурели. – Он распрямился, глубоко вдохнул и потер переносицу. – Так. Ютта, знаете про пять трав?

– Да.

– Мне нужна настойка и отвар. Покрепче. Остывать поставьте на вот этот стол и давайте пить настойку. По глотку, чтобы не вырвало.

Женщина кивнула и скрылась в арке. Баво пробубнил:

– Прежде…

– Заткнись. Дивиш, накипятите воды и принесите чистых бинтов. Чем больше, тем лучше. – Управляющий молча и с некоторым удивлением смотрел на палец, которым Алеш ткнул в него, чтобы вспомнить имя. – Бегом!

Из прохода показалась полная рука Ютты, и Дивиша затянуло в коридор. Алеш развернулся к Баво.