– Что? – переспросила Нерис.

Краснорожий встряхнул ее за грудки и повторил громче:

– У вас есть свои люди в Кирте?

«Да, Кирта, – поняла Нерис, – замок владыки, который он получил от жены». Само собой, у них есть там люди – посольство Ясинты. С ней рядом всегда толмач и подобающая статусу охрана. Но только…

Мысль оборвалась на полуслове, потому что Ухер рявкнул:

– Есть?!

– Есть, – эхом отозвалась Нерис, надеясь сбить дыханием вонь из его рта.

Берстонец презрительно сморщился.

– Отвечать надо с первого раза.

– Да хрен с ней, друже, – лениво протянул седобровый. – Осталась спиртовочка?

– Ха! – Ухер отряхнулся, как будто испачкался об одежду Нерис, и прогулочным шагом направился в кусты. – Мне самому надо.

Стмелик подобрал с земли его посуду и, вполглаза оценив пустое дно, сунул в сумку. Нерис вжалась спиной в ствол дерева, когда берстонец приблизился, чтобы хоть попытаться, если что, отпихнуть. Он разгадал это и сказал:

– Не бойся. Я для себя хотел спросить о другом. Ты знаешь, где дочь царицы?

«Которая из?» – хотела с издевкой уточнить Нерис, но поняла вдруг: он говорит о Басти.

Где же ее котеночек? Да если бы она знала! Если бы она только знала…

Нерис мотнула головой. Стмелик разочарованно поджал губы.

– Ладно. – Он протянул ей сверток с хлебом. – Поешь пока.

Этому калачу берстонскому нужна была только капля меда, чтобы стать самым вкусным за всю ее жизнь.

Надо было отдать местным должное: пахали и сеяли они без продыху, как будто чума свирепствовала в какой-то другой стране. Среди работников Нерис замечала много детей, часто друг на друга похожих, как отражения. Заслышав стук копыт и металлический звон, они иногда поднимали головы, прикрывая глаза от яркого солнца, видели бликующие в лучах цепи и тыкали соседей пальцами: «Вон, смотри!»

Это было странно. Двигаясь на восток, в сторону границы, Нерис ждала проявлений возрастающей ненависти, а не любопытства. Мать говорила, что берстонцы плетут об иш’тарзах жуткие небылицы, и на этих сказках растут новые поколения.

Может быть, старик в плетеной широкополой шляпе рассказывал одну из таких историй сидящему рядом мальчишке. Они оба свесили босые ноги с перевернутой телеги и бесстыдно ленились, пока рабочая лошадка под присмотром батрачки усердно тянула плуг.

Краснорожий берстонец заливисто, по-соловьиному свистнул – Мескеру понравилось бы, будь он проклят – и спешился, оставив Нерис под старым пугалом, послужившим заодно и коновязью. Стмелик тоже спрыгнул с лошади и взъерошил волосы бросившемуся навстречу мальчишке. Следом, широко раскинув руки, ковылял старик.

– Друзья мои! – воскликнул он, постучав Ухера по спине, и тут же по-доброму пихнул в живот Стмелика. – Правый, левый! Как я рад! Порой без вас будто, как говорится, без рук.

Мальчишка скакал на месте, беспорядочно тыкая пальцами в заклепки на снаряжении «друзей», и издавал лишь отрывистое глухое мычание.

– Мы только навестить, – произнес Ухер тоном, похожим на извиняющийся.

Стмелик легонько потрепал мальчишку за оттопыренное ухо, указал на пугало и мягко подтолкнул в спину. Потом, подбоченившись, оглядел старика и заметил:

– Хорошенький вы, господин Перго.

– А то! – согласился тот и потер край шляпы кончиками пальцев. – Своя земля питает человека. Я еще поживу. Больно уж интересно, чем кончится.

– А сами что думаете?

Мальчишка уже подобрался достаточно близко к Нерис, чтобы вытянутой в опасливом любопытстве рукой коснуться тянущейся от ошейника цепи. Тут же осмелев, он решил потрогать и сам ошейник, и потом торчащий под ним засаленный воротник. Мелкий поганец веснушками напоминал о Басти, и только поэтому Нерис подавила желание отгрызть ему пальцы.