– Если бы сейм проходил сейчас же, – начал старик, покачивая головой, – я бы, как говорится, воздержался от ставок. С чумного дымочка всем кашляется. Мы-то – спасибо госпоже Фретке – справляемся, но страну лихорадит что будь здоров.

– И потрясет еще, – мрачно добавил Ухер. – Как там у Тильбе, не знаете?

Старик прихлопнул впившегося в шею комара.

– Я воевать не умею, зато умею считать. Числа на стороне госпожи, но вот прогресс на стороне владыки.

«Друзья» переглянулись. Нерис, кожей чувствуя, как усердно мальчишка пересчитывает звенья, глухо зарычала.

– Где, по-вашему, бахнет? – поинтересовался Стмелик.

– Наверное, как говорится, в чистом поле, – подумав, ответил старик. – Между Гоздавским замком и Чутной где-нибудь. Тильбе не захочет длительной осады.

Нерис подалась вперед и гавкнула, когда мальчишка принялся ковыряться в ее обувных шнурках. Он в испуге отпрянул и ахнул, широко раскрыв рот. Язык у него был на месте. Куда б ему деться, в самом-то деле.

– Манек! – ласково позвал старик и только теперь, кажется, обратил на Нерис внимание. – Иди сюда. Оставь девушку в покое.

Мальчишка повиновался – немой, но все прекрасно слышащий. Клятая Берстонь продолжала всячески удивлять.

Хотя Нерис и прежде доводилось слышать о таких случаях. Коотис рассказывал по пути к перекрестку, что Тулуз, внук его любовницы, пару лет молчал после гибели матери. Ветсеза навсегда оставила дальние края, вернулась в родную деревню и заново научила его говорить.

Хесида и Басти наверняка давно съели ее ореховое варенье. Только они вдвоем: Коотис обойдется, а Зерида всегда была равнодушна к сладкому. Надо снова собрать всех за одним столом и налепить вареников с говядиной, а потом наесться и крепко уснуть – так крепко, чтобы тревожные сны боялись приходить.

Нерис уже знала, что сегодня ночью ей привидится этот старик, согнувшийся над ней в три погибели и внимательно разглядывающий до жути добрыми глазами.

– Как зовут вашу милую спутницу? – наконец спросил он и качнулся, почти что ударившись об нее лбом.

– Это Хесида, – без выражения произнес краснорожий.

– Ах, молодая царевна, – вздохнул старик, распрямился и потер поясницу. – Мне нравится это имя – Хесида. Я много раз его слышал. Только вечно, как говорится, к худу.

Когда берстонцы горячо распрощались с другом, расселись по лошадям и перестали оборачиваться через плечо, Стмелик спросил товарища:

– Как думаешь, старый хрыч за кого?

Ухер пожал плечами.

– Да за себя, как водится. За то ж мы его и любим.

Они снова остановились за первым же ручьем, поручив своим лошадям присмотреть за Нерис, и зашагали к берегу. Кобыла с мерином усердно проявляли безразличие к пленнице и друг к другу. Обычные животные для роли ездовых. Им далеко до умницы Имбиря – коня, которого Нерис называла другом.

Она закрыла глаза и представила себя в седле. Ветер запел в уши старинную колыбельную, сердце забилось быстрее, кровь прилила к голове. Стало хорошо и спокойно, как будто Нерис снова оказалась на родине. Наяву ли запела птица? Не так уж сейчас и важно. Нерис, слушая ее трели, почувствовала, что проголодалась до смерти.

И кровь вдруг стала холодной, словно колодезная вода.

Кругом было сыро и мерзко, а добыче здесь нравилось – значит, ради сытого брюха можно и потерпеть. Медянка хотела переждать под камнем, пока у воды нагуляются большие топтуны, мешающие порой охоте, но лишь свернулась клубочком и притаилась в траве. Отчего-то змее любопытно было, о чем они станут говорить.

Мужчины принялись одаривать ручей свежими струями, и краснорожий пробубнил:

– Поедем через Тягорбу.