И это его «наших рядах» прозвучало как «нормальных, психически уравновешенных демонов, которые в жизни не позволят себе того, что позволил ты». Кроули уловил это настолько ясно, что на его тонких губах заиграла не менее тонкая улыбка, которую можно было увидеть только с определенного ракурса и под определенным освещением.

– С чего вдруг такая щедрость?

Судя по так и не сошедшему кислому выражению лица, Хастур сам этого не понимал или, по крайней мере, отказывался понимать.

– Видимо, тебя там и правда любят. По каким-то причинам, – процедил он и тут же добавил: – На твоем месте я бы немедля вознес благодарность нашему Владыке за оказанную тебе милость.

– О, непременно, – серьезно ответил Кроули. – Спасибо за весть.

– Не спеши, – осклабился Хастур. – Поступило только предложение. Не приказ. Есть одно условие…

– Ну конечно, Сатана не был бы Сатаной, если бы не ставил условий, – проворчал Кроули.

– Тебе придется, – рявкнул Хастур (что вообще-то было ему не очень свойственно. Кроули решил, что парень и правда зашивается), – очень постараться, чтобы вернуть прежнее доверие нашего Владыки.

Они пристально смотрели друг на друга, будто между ними шла напряженная битва умов. Хотя на самом деле Кроули ждал, пока Хастур даст конкретику, а Хастур думал, где бы достать такое же чертовски удобное кресло.

– И? Может, какие-то особые пожелания? – не выдержал Кроули, уже не в силах ждать, когда он отчалит.

Хастур пару раз моргнул, очнувшись от размышлений.

– Ты должен доказать свою преданность Владыке. Совершишь злодейство, достойное всей адской обители, – и ее врата с готовностью распахнутся пред тобой.

Теперь пару раз моргнул Кроули.

– Достойное Ада злодейство? Это какое же злодейство подразумевается?

Хастур осклабился.

– Используй хваленое воображение, за которое мы тебя так «любим». Удиви нас.

Кроули прокрутил в голове самое жестокое, что смог измыслить за две секунды, и невольно поморщился.

– А… если я откажусь?

– А у тебя есть выбор? – Хастур явно наслаждался. – Либо это, либо… – и он провел ребром ладони по горлу.

Кроули хохотнул, стараясь, чтобы это не прозвучало истерично.

– Серьезно? Вы же все видели, святая вода надо мной не властна…

Казалось, осклабиться сильнее человеческому рту уже не под силу, но Хастур ведь и не был человеком. Кроули почувствовал, как к горлу огненным алкогольным комом подкатывает выпитое вино. Весь вид Хастура определенно говорил о невозможном.

Они что-то прознали.

– Ну ладно, – стараясь звучать как можно небрежнее, ответил Кроули. – Я подумаю, что можно сделать.

– Можешь не торопиться. Благодаря тебе и твоей сообщнице-трясокрылке у тебя теперь бездна времени, – посулил Хастур и растворился в дыму.

Кроули, закашлявшись, щелчком пальцев включил кондиционер. Затем, скинув пиджак и очки, он принялся за то, к чему у него чесались руки последние десять минут – чисткой кресла. Он делал это вручную и старался занимать все мысли исключительно пострадавшей обивкой. Закончив с креслом, Кроули по инерции продолжил хозяйничать в оранжерее.

– «Тебе придется очень постараться, чтобы вернуть прежнее доверие нашего Владыки», – передразнил он, впервые нарушив часовое молчание, и рьяно поливая китайскую розу. – Мое доверие ко мне никуда не делось, уж не знаю, где они свое потеряли. Ну подумаешь, ребенка не туда отдали, я же тут вообще не причем! Ну подумаешь, Армагеддон отменили, я бы посмотрел, что бы стали делать они, окажись они на моем месте…

Кроули замолчал только, когда лейка опустела, а куст забулькал, утопая. Кроули начал слоняться по квартире. Спустя полтора часа (стрелка настенных часов как раз проткнула двойку) он созрел для звонка, но к его негодованию, Азирафаэль не взяла трубку ни на третий, ни на десятый раз. Чертыхнувшись, Кроули рухнул в кресло в кабинете, глядя в окно на городское зарево, и потер висок. Потом извлек из кармана то, что вот уже второй день заставляло его нервничать…