– Ангельская магия в действии, – произнес Кроули, когда он утонул в потоке прохожих, спешащих из офисов на обед в ближайшие кафе.

– Магию практикуют ведьмы, ангелы вещают в сердце и душу.

Кроули сгримасничал. Азирафаэль медленно продвигалась к столу, чтобы сложить злосчастные книги. Когда они наконец с неприлично громким стуком для таких приличных книг воцаряются там, он поджал губы:

– Они тебя когда-нибудь к чертям придавят. Поэтому я их не читаю.

– Чех! – неожиданно воскликнула Азирафаэль.

– Будь здорова.

– Да я о Дрожкинзе. Это он чех.

Кроули на мгновение зависает, и они пару секунд переглядываются: он с недоумением, а Азирафаэль с радостным ожиданием.

– А-а-а, ну да, я понял, ага.

– Слава богу. А то в такие моменты мне кажется, будто мы на разных языках говорим.

Кроули небрежно поводит плечом, пока Азирафаэль припрятывает «Пособие по домоводству для юных джентльменов. Издание Первое и Единственное». Для Кроули не было секретом, что букинистическая лавка для Азирафаэль не что иное как личная большая коллекция редких изданий, и что маленький ангел продаст скорее душу Сатане, чем один из своих бесполезных кирпичей человеку.

Тем временем в магазин зашли еще четверо посетителей, и Кроули проследил, как они разбрелись между полок, как тараканы.

– Поверить не могу, что сюда вообще люди ходят, – проворчал он.

По большому счету Кроули в своем ворчании несильно отличается от людей: он делает это, когда ему что-то не по нутру, или когда Хастур в очередной раз за глаза называет его лощеным ублюдком (второе, хочется верить, не относится к людям).

Вспомнив о Хастуре, Кроули невольно ухмыльнулся. Старый добрый вонючка Хастур, как ему там живется под трогательно дрожащим мушиным крылышком Вельзевула и других?

Хочется верить, что после каждого рабочего дня он орет как святой водой облитый.

Тут Кроули заметил, что Азирафаэль с сочувственной улыбкой вела под руку изможденную женщину, на чьем лице не было никакой улыбки вообще. Вернее, она пыталась выдавить из себя подобие хотя бы благодарной ухмылки, но такое тяжело выдавливать, когда у тебя на шее висят трое неуправляемых мартышек, которых вот-вот пора забирать из школы. Женщина, кажется, вообще не расстроилась, что ничего не купила. Создалось впечатление, что она зашла просто для того, чтобы скоротать время хоть где-то.

– Ты редко сюда захаживаешь, – сказала Азирафаэль, усаживаясь за стол и раскрывая книгу учета.

– Что, не расслышал? – переспросил Кроули.

– Говорю, ты редко сюда захаживаешь.

Азирафаэль возвела на него огромные глаза. Огромные из-за стекол очков, а не сами по себе, но на Кроули они почему-то все равно произвели какое-то странное впечатление, и он даже забыл, почему, собственно, приехал. Но быстро вспомнил, что «не за чем, совершенно не за чем, просто так, от балды», что и сказал, сверля ее черными стеклами собственных очков, будто опасался, что она что-то заподозрит…

– А, – только и сказала Азирафаэль и опустила глаза обратно в книгу учета.

– Тут же одно время твои небесные дружки тусовались, – небрежно бросил Кроули.

– Угу.

– Не объявлялись, кстати?

– Нет. Твои?

– Не-а.

Посетители все как один покидали магазин с пустыми руками, что несказанно поднимало Азирафаэль настроение. Стоит отметить, что она вовсе не была жадным букинистом. Чтобы понять ее чувства, представьте, что у вас есть коллекция любимых… стеклянных шаров, к примеру. И разные незнакомые люди постоянно норовят запустить в нее свои клешни и сунуть вам в карман сколько-то денег за один из них, полагая, что это прекрасный обмен.

Нет, не прекрасный. Это ваши стеклянные шары. Вы их собирали. И этим все сказано.