Степаныч где-то потерялся, возможно, остался сторожить школу. Впрочем, в новорожденных планах майора Степанычу места пока не находилось. И, вообще, разговор становился сугубо конфиденциальным.

– Ты, ведь, Алексеич, вращаешься в этих кругах? – майор очертил поднятым указательным пальцем некий овал.

– Каких кругах? – не понял Леонид Алексеевич; он уже мало что понимал в речах майора, который то вспоминал детство, то армейские будни, то сбивался на красно-белую пропаганду, ругая последними словами и коммунистов, и демократов.

– Ну, ты понимаешь…

«Он о чем? О коммунистах? Или считает меня сторонником рыночных реформ?» – гадал осторожный словесник.

– Не понимаю, – мотнул он головой.

– Алексе-еич … – укоризненно протянул майор. – Да у тебя же на лице написано. Ты и сам говорил…

– Что я говорил?! Ничего я такого не говорил!

– Тс-с, – прижал палец к губам майор, озираясь.

«А, может, я для него – агент КГБ? Или ЦРУ?» – удивился Леонид Алексеевич. – «Но разве я давал повод?»

Загузин склонился над стаканом и поманил литератора.

– Ты ведь сам говорил, что сотрудничаешь с этими… как их?

– Ни с кем я не сотрудничаю! – отпрянул словесник.

– Так врал, что ли? – выпрямился разочарованный майор.

– С кем я сотрудничаю?

– Я так и понял, что заливаешь. А я-то надеялся… Ладно, давай еще по одной, и – до дому, до хаты.

Он допил оставшиеся полстакана, занюхав левым погоном.

– Жаль, – с чувством добавил Загузин. Леонид Алексеевич пожал плечами.

– Значит, с журналами не сотрудничаешь? – снова спросил майор.

– С журналами? Ну, пишу, там, рецензии… В научных изданиях… Иногда печатают.

– Тьфу ты, елки-надь! А говоришь, не сотрудничаю…

– Вы об этом? Ну… Что значит, сотрудничаю? Пишу рецензии – в основном на статьи, что мне присылают из журнала. Это, понимаете, научная работа. Я ведь, между прочим, кандидат наук. Правда, философских. Если бы педагогических, мог бы в системе образования карьеру сделать. Впрочем, и с философской степенью могу. Мог бы.

– А чего не сделал?

Леонид Алексеевич вздохнул и выразительно щелкнул пальцем возле кадыка.

– Да ну?! – поразился Загузин. – А в армии, это первое дело. До генерала без язвы желудка никак не дослужишься. Да что там до генерала! До капитана. Всякий непьющий человек у нас вызывает подозрение. Его не продвигают по службе. Вдруг шпион?

– Ну вот, – снова вздохнул Леонид Алексеевич, как бы закрывая тему.

– Шучу! – вдруг объявил Загузин, снова оглянувшись. – Ладно, рассказывай. Я еще возьму.

Он обернулся за полминуты, возвращаясь с двумя полными стаканами.

– Так я не понял? – снова спросил он. – Чего ты в школе сидишь, чего науку не двигаешь?

– Из педагогического, где я преподавал, меня за это дело и того… В школу взяли с радостью – мужчин не хватает нашему образованию. Пока держусь. Жена предупредила – подаст на развод, если не остановлюсь.

– Стерьва.

– Нет, она хорошая женщина. Я ее прекрасно понимаю.

– Н-да. Ну, ты, молодец, держись тогда.

– Ага, – учитель поднял стакан. Чокнулись. – А наукой я потихоньку продолжаю заниматься. Это… это такое, что просто так не бросишь. Засасывает. Да и сам себе хозяин в некотором роде. Можно сказать, хобби. Хотя, кое-что и приплачивают. По старой памяти присылают люди статьи, диссертации. И с кафедры я в плане науки как бы и не уходил. Доклады посещаю, семинары, конференции. И статьи пишу. Что-то печатают. Даже гонорары бывают. Маленькие, конечно. Я науку не бросал! («Тьфу, пьяный базар начинаю…» – подумалось Леониду Алексеевичу). Меня знают! Я, если с этим завяжу, может быть, еще и на кафедру вернусь. Для докторской гора материала.