– Ну и что? Граф Зубов еще моложе тебя…

– Лиза, о чем ты говоришь? Я ведь тебя люблю!

– И я тебя люблю, мой капитан-поручик! Но и от меня не убудет, как говорит наша Марта, когда ходит к мяснику и приносит от него самую лучшую говядину. А ты просто закроешь глаза и представишь, что это я.

Княжнин в самом деле закрыл глаза. Наверное, лучше всего воображение развито у мужчин, имеющих некрасивых жен. Капитан-поручик Княжнин к таковым не относился.

– Лиза, что ты говоришь… – лишь пробормотал он.

Сочтя это проявлением слабости, Лиза заговорила очень мягко:

Дмитрий, я все понимаю, зная тебя, я представляю, каково тебе. И очень ценю твою любовь. Но ты подумай, какими милостями осыпаны фавориты! Пустые, никчемные люди… Ты же честный, умный, подумай, твое возвышение принесло бы немалую пользу для империи!

В это время в горницу, где разговаривали разгоряченные супруги, опасно покачнувшись на повороте, вбежал трехлетний Кирюша, кудрявый красавчик. Ему бы ментик на плечо – был бы совсем как игрушечный гусар. «Гусар», тем не менее, проявил сдержанность, не бросился отцу на руки, остановился, сделав почтительный поклон.

– Бррранитесь? Еунда, пустое, – поучительно сказал он.

Четкое «р» удавалось ему еще не всегда.

– Марта, почему Кирюша до сих пор не в постели? – сказала Лиза служанке, не угнавшейся за сорванцом.

– Погоди, я должен проститься с сыном, – остановил всех Княжнин.

– Так, стало быть, ты… Значит, ты все решил иначе? – проговорила Лиза со стремительно заполняющей все обозримые годы жизни обидой. Сдерживая слезы, она вышла вон.

Кирюша не обратил на это внимания, он смеялся, потому что появившийся за спиной у батюшки Андрюшка строил малышу забавные рожи. Как всегда, мальчишка-слуга угадал, когда понадобится барину.

– Завтра чуть свет мы уезжаем. Далеко, в Варшаву. Скажи Селифану, чтобы собрал вещи и собирался сам, – распорядился тот и поднял на руки сына.

– Ты уезжаешь, батюшка? – пролепетал тот, перестав смеяться и заставив отца в сентиментальном порыве прижать его к груди.

– Я тоже хочу в Варрршаву! – отчеканил Кирюша, вернувшись на пол, своим раскатистым «р» как бы убеждая отца, что уже готов к любому путешествию.

– Ежели мое пребывание там затянется, ты, конечно, приедешь ко мне. Вместе с матушкой, – сказал Княжнин так, чтобы его слова были слышны не только малышу.

Через четверть часа он уже шагал через февральскую метель в слободу, занимаемую его полком. Невиданное доселе новшество – каменные казармы – для преображенцев еще только собирались строить.

Путь был недолгим. Княжнин снимал квартиру в двухэтажном деревянном доме совсем рядом со слободой, немало при этом экономя – вообще-то гвардейскому офицеру не подобало расхаживать по городу пешком (так же как занимать дешевые места в театре или посещать недорогие ресторации), предписывалось ездить на извозчике.

Как мерзко все получалось. Таким ли должно было стать расставание с Лизой? Вместо нежности, которую следовало подарить друг другу перед долгой разлукой, – упреки, обиды. Что ж, стало быть, Великий пост для капитан-поручика Княжнина начинается на две недели раньше. А если у кого-то из них двоих и есть поводы для обиды, так это у него.

И, слава богу, у него есть другая семья, прощание с которой обойдется без таких вот непереносимых сцен. Оно будет хоть и сдержанным, но по-настоящему братским. Особенно с теми, с кем довелось вместе повоевать в Финляндии. Раньше гвардия была иной – одни только кутежи да интриги. С легкостью возвели на престол немку, низвергнув законного императора, лишь бы не отправляться на войну, не менять своего развеселого образа жизни. Теперь против привычного противника, шведа, гвардейцы проявили отменное мужество и кровь проливали наравне с обычной армейской пехотой. Наград только не удостоились – не случилось в той войне славных побед, а без них пролитая кровь не в счет. Впрочем, Княжнину грех было жаловаться, сразу после подписания мира с королем Густавом он был произведен в капитан-поручики, свой нынешний чин. Оставалась одна ступенька до капитана гвардии, после чего можно было из гвардии уйти сразу командиром армейского полка, к чему Княжнин давно стремился – столичная служба была ему не по душе. Будто чувствовал, чем все может обернуться.