––

На своём дне рождения Иван был неразумно весел и суетлив. Гостей с ним принимала миловидная девица, но вряд ли будущая хозяйка, скорее живой лозунг: «Хочу быть как все!». И, скорее всего, быть как я. Но как у меня у него не выходило даже для моей жены: – Он её не любит, да и она его. На умалении одиночества счастливую семью не построишь.

Привычные переспросы. Рассказывал, что отца не интересует ничего. Мама привычно за ним следом. Пригласили в театр – не хотят. На премьеру в кино – тоже нет. Не интересно. «Там всё одно и тоже. Мы всё уже видели. Идите сами, а внучат оставьте, мы с ними посидим с огромным удовольствием. А как вернётесь – угощу вас невиданной бараниной и прекрасного года пино-нуаром из Орегона, лучше, чем в ресторане!» На премьере, у них «одно и тоже»! Он даже не читает никаких книг, только вынужденно по работе и статьи про вино да кулинарию. Мне кажется, получение нового знания, труд вынужденного размышления для его мозга неприятный и утомительный процесс, которого он всячески старается избежать. А однообразие жизни освежает алкоголем и вкусной едой.

На четвёртом десятке оказалось, что Разумнов Ловелас, Казанова. Мои друзья, мои гости, общие приятели уже с детьми, со стареющими жёнами. А у него двадцатипятилетняя любовница. И она не та, что в прошлом году. Та была возраста моей жены, да и страшна изрядно. А эта… Миниатюрное тело в миниатюрном чёрном платье, словно она не человек, а фарфоровая статуэтка. Её талия, которую кажется обнимешь ладонью, её маленькая высокая грудь, её ножки, не тощие с торчащими каблуками колен, и не плотные, как часто бывает у невысоких девушек, а идеально стройные, её правильные черты лица, короткая стрижка белокурых волос под мальчика – всё притягивало взоры, словно она роковая красотка из триллера, а все мы – только массовка, мой день рождения – только декорация, и только её судьба интересна зрителю.

Глядя на неё, вспоминал своё выступление на научном семинаре, куда устроился ради приработка в выходной, когда все, кого успевал увидеть с трибуны, следили за мной, а после задавали сложные и неудобные вопросы. Я не мог не признать, что здесь и сейчас Лена держалась гораздо лучше меня тогда.

На тридцатилетие Иван пригласил нас в загородный дом отдыха. Мы отвозили детей к моим родителям и потому приехали последними. На этот раз было многолюдно, видно, что он воспринимал тридцатилетие как юбилей. Отметил, как сменился круг его общения, кроме нас присутствовали только связанные с работой люди. С двадцатилетия только один бывший сокурсник, и только потому, что сейчас они пересекаются в министерстве.

В соснах был накрыт длинный стол. На пляже стояли деревянные лежаки, вода была уже холодная, но Наташа загорала. Азартно играли в волейбол. Оказалось, что за годы домашней зарядки, но без спортивных игр, моё тело стало сильным, но неуклюжим. Даже подружка Ивана, несмотря на свой рост играла куда лучше меня. Её маленькое стройное тело в узких чёрных трусиках и чёрном бюстгальтере мелькало по площадке, словно спортивная машинка среди тяжеловозов, и она успевала ловко поднимать, казалось, мёртвые мячи. Очень хорошо подавала, мы и выиграли благодаря её подаче: её влажное от пота тело подпрыгнуло рядом со мной, большие глаза взглянули вверх, и тонкой рукой она с неожиданной силой послала мяч в левый угол на вылет. Вся их команда даже не пошевелилась. Она улыбнулась мне устало и подставила маленькие ладошки, по которым я легонько хлопнул в честь победы.

––

Иван с Леной приезжали погулять с нами в парке. Иван одет в привычную униформу синих джинсов и чёрной футболки. Рядом с ним Лена притягивала взгляд, словно они были портретом, в котором на его размытом фоне художник тщательно прорисовал её черты и фигуру. Белоснежная кофта с треугольным вырезом открывала её изящную шею, обтягивала её маленькие выразительные груди и сужалась к талии, от которой расходилась воланом лёгкая розовая юбка чуть ниже колен, с белым кружевным подолом. На её правой икре пейзажем косого дождя, засохшие строчки царапаной раны, протянувшейся от колена почти до щиколотки. Мы гуляли по дорожкам, то прибавляя шаг, когда споро катила дочь на велосипеде, то почти останавливаясь, когда Софья уставала и топталась на месте толстенькими ножками.