––

Мою маленькую Софью в забытьи увезли в больницу.

Как мы останемся на земле без неё?

Честно перед собой. Мы с Максом работаем очень много. Не везение, не стечение обстоятельств. Честный ответственный труд сверх меры. Потому мы успешны.

Иван просил в долг на покупку машины. Сбережения были, – отложены на отпуск, на отдельном счёту долгосрочные накопления. Но жена противилась, да и мне не очень хотелось давать. Как и когда он отдаст? Мы начали копить на квартиру, и это было для нас начало огромного свершения, как первые шаги альпиниста в подъёме на вершину. А как он отдаст и когда отдаст, да и проценты на капитал потерям. Крохотные, но и они приближают нас к цели.

Конечно же я одолжил ему. В первую очередь потому, что он знал, что у меня есть накопления, сам о них хвастал. Но просил он на двигатель, а я дал на боковые зеркала. Соглашался с Наташей, что о семье, о детях надо думать в первую очередь. Но что-то от предательства в решении было.

Сколько нервов! Не спал, просыпался ночью и не мог уснуть из-за возможного проигрыша. Вскакивал, бегал по комнате, выгоняя из тела лихорадку волнения в поиске идеального решения, подкреплённого надёжной нормой права, поддержанного судебными прецедентами.

Искал успокоительное в разумных доводах – всего лишь суд, всего лишь одно дело, всего лишь одна инстанция. Но успокоиться не мог! Потому что сейчас понимаю, что одна инстанция это только одна ничтожная клетка, соединённая с другими, «проигрыш – возможна потеря ценного клиента», «порицание от начальства», а к этим клеткам крепятся другие «лишение премии», «невозможность в ближайшие месяцы поднять вопрос о повышении оклада», и следующие «не будет денег поехать на море», «а Серёжке очень надо, проболел всю весну, врачи говорят может перейти в хроническое заболевание», «не смог сохранить здоровье своему ребенку – к чему тогда годен в этом мире?!», «купить квартиру, перестать тесниться с родителями, нас уже четверо! – оборачивается несбыточной фантазией», и то, что я тогда не осознавал, но чувствовало моё тело, – страх проиграть в судебном заседании, как вирус поражает клетки всего организма – жизни.

––

Денег не было, всё уходило на ипотеку, поэтому на день рождения пригласил только самых близких, Ивана да Максима с женой. Да и сил на общение у меня не оставалось, особенно когда в последний месяц Софья ночами не спала, чесала щёки, резко вскрикивала, просыпалась, долго плакала. Аллергия измучила. Но, откровенно перед собой, её болезнь не самое страшное. Ужасен тот чудовищный приступ со спазмом, когда увезли её на скорой в больницу.

––

Макс с семьёй уехал на море в Хорватию, пришёл только Иван. Как всегда поначалу он больше молчал, только выдал короткий тост, о том, сколь много я «достиг», наказал ценить жену, детей, родителей, карьеру, и «не сбавлять оборотов», и «открывать новое» – словно обращался не к человеку, а к команде старинного пароходофрегата, отправленного в океан на поиск неизвестных земель. Но мой отец, чья часть стола, словно это он именинником принимал подарки, была заставлена блюдечками закусок, подливал Ивану красное вино «аргентинский пино нуар, редкая и ценная вещь, с самых южных виноградников в мире!» и Иван медленно переходил от своего обычного состояния «из дома не выйду», к редкому «распахнулись окна-двери». Он заговорил с гордостью об Элеоноре. Рассказывал, как она хорошо учится. Отвечал, что Вера перестала препятствовать их общению, теперь они видятся почти каждые выходные. Отец настоял, чтобы я «за свой же день рождения» выпил бокал «очень интересного патагонского пино» «друг твой лучший к тебе обращается». Словно ловкий массажист этот бокал размягчил все мышцы. Наташа, как близорукий Иван через стёкла, видела мир через судьбы детей, потому подробно расспрашивала, какие требования в школе, успевает ли «Элечка» делать домашние задания, есть ли подруги, какие отношения в классе, какие предметы ей нравятся. Иван, надо отдать ему должное, был в курсе всей жизни Элеоноры. Понятно, хоть и не родная, но она дочь, и даже больше, единственное значимое свершение в его неудачной судьбе. Он отвечал на вопросы подробно, обстоятельно, как в школе на уроке. А я, словно тот пароходофрегат, под грохот салютующих береговых орудий форта, окутанного белым дымом, и крики праздничной толпы, заполнившей подковообразный изгиб приморской набережной, недавно ушедший в плаванье, уже вылетел на коварный риф в незнакомых водах и медленно набирал дрёму в океане сна. Большего позора, чем уснуть на своём же дне рождении припомнить трудно. Причём, меня никто не разбудил, как объяснили, зная, что лечь я откажусь, а отдохнуть нужно. Они общались под мой храп и сопение, и разбудили меня только к праздничному торту, как горящий лес утыканному свечами. Загадал, чтобы здорова была моя доченька. И с одного выдоха потушил.