И тут все, кто остался в живых, в кого не попали искры, побежали, крича от ужаса. Кто куда побежали.

Когда комиссия из Москвы прилетела, мы неделю по всей округе солдат собирали, с вертолетом искали. Тех, кого нашли, у всех шок. Они ума лишились. Их спецрейсом в Москву вывезли, и что там с ними было дальше – неизвестно. Мы с генералом только вдвоем в части остались. Ты в столовой на стене выцарапанную в штукатурке карту России во всю стену видел?

– Конечно, видел. Я еще удивился, что это за арт-брют?

– Так это наш генерал за одну ночь по памяти ложкой вышкребал. Я думал, что он совсем спятил. Сижу, глушу спирт и на него смотрю. Готовлюсь связывать его, ремни рядом с собою положил. Он с рассветом, когда дошкрябал, в свой кабинет пошел. А я за ним. Достает он из стола пистолет свой наградной. Прощай, говорит, Иван.

Застрелиться он хотел. Я его еле отговорил. Надавил на честь офицера и присягу. Что, мол, если он уйдет, то враги России, желающие его смерти, победят. А, значит, родина проиграет. Я-то свою семью сразу сослал в город к теще. А семья генерала за ним не поехала, когда его сюда сослали. Кроме меня, его остановить некому было. И вот сидим мы вдвоем тут и ждем решения из Москвы. Трибунала ждем. Погибших даже не посчитать. Тех, кто сгорел, от них и горстки пепла не осталось. А кто разбежался по сторонам, не знаем, сколько их. Может, утопли в болотах. Потому мы ждали трибунала. Оба.

И тут ответ из центра: «Комиссия установила, что произошел взрыв боекомплекта БТР и рядом стоящей цистерны с горючим… Несчастный случай… Командир и старшина части проявили героизм в спасении военнослужащих и подлежат награждению». Это было хуже, чем под трибунал пойти. Почти вся часть полегла, а нам поощрения.

– Так вы приказ выполняли, какой тут с вас спрос?

– Не было приказа стрелять в неведомую хуйню. Надо было пробовать отойти, но мы все испугались. Генерал две войны прошел. По штабам не прятался. На передовой все дни. А тут вылезает чудо-юдо, и он испугался, потому и крикнул: «огонь!»…

– Но, может, нас на другой полигон? – Робко спросил я.

– Нет другого. Наша часть в глубоком резерве. Это Поганое Городище единственный оставшийся полигон в округе. Нас на смерть посылают, понимаешь?

– А зачем?

– Они генерала вынуждают с собой покончить. Счеты свои с ним сводят. А я же его тогда так зацепил словами об офицерской чести, что он теперь пойдет на этот полигон и нас потащит. Там нас этот червяк точно убьет.

– Ну, а выход-то какой?

– Не знаю. Хуже всего, что, когда нашу часть не расформировали, а пополнили новым составом, командир принялся по всем ведомствам пороги обивать, чтобы расширить оснащенность нашей части вооружением. Все эти пять лет генерал готовился к реваншу. От призыва к призыву наши боезапасы только возрастали. Новобранцев он муштровал все жестче и жестче. А я ждал и надеялся, что либо его обратно в Москву втянут, либо его инсульт шарахнет, либо я успею до пенсии доработать.

– А почему ты в другую часть не перевелся?

– Отклоняют мои рапорта. Он меня к этой части намертво приколотил. Ты, говорит, был со мной в том аду, значит, второй раз мы вдвоем туда же и пойдем.

– Так уволься вообще.

– Не могу. У меня в городе квартира по военной ипотеке. Я в армии крепостной. До пенсии обязан дослужить. Иначе моя семья на улице окажется. Таков контракт.

– А мне как быть тогда? Как мне спастись?

– Слушай внимательно теперь. Я это тебе сейчас рассказывал вот зачем: когда нас погонят в этот лес, ты держись в последних рядах, ближе к штабному УАЗику. Деньги и камни неси на себе. Как только этот червь выползет, и начнется заваруха, садись в УАЗ и уезжай. Я приготовлю в нем еды, карту, воду и одежду гражданскую. На карте найдешь дорогу, отмеченную красным. По ней до города доедешь. С деньгами ты доберешься до Москвы. Искать тебя не станут, как тех, кто в прошлой мясорубке пропал. Спишут, как погибшего. Только дождись заварухи, ведь за прошедшие годы червь мог и сдохнуть, или в другое место уползти.