Точно также, к власти пришел ефрейтор Шикельгрубер, в начале своей политической карьеры, собиравший из очарованных им мальчишек, бойскаутские отряды и обучавший премудростям войны, обещая сделать их сильными настолько, что они смогут отомстить всему миру за гибель своих отцов на фронтах первой мировой.
В России более двадцати лет идет необъявленная война. Миллионы мужчин пали в ней на протертые диваны, будто в сырые могилы, и пьяно переругиваются с телевизорами. Для собственных детей они – лишь призраки, которых нет в мире живых. И любой российский мальчишка в глубине души мечтает отомстить всему миру за потерю своего отца.
И вот такие, как наш командир, ищущие исполнителей для грязной работы по отмщению за что-либо, приходят к молодому поколению и говорят: «Я дам вам волю и самоуважение! Я научу вас быть сильными!»
И ни один из моих сослуживцев ни разу не подумал о том, какой ценой они расплатятся с генералом за свою же любовь к нему. Теперь момент расплаты стал ближе, как никогда.
Я же становился невольным свидетелем и, по причине знания истино происходящего, соучастником.
Если я сейчас вбегу в казарму и начну рассказывать парням, что на полигоне их ждет электрический червь, разбрасывающий во все стороны искры, от которых даже металл моментально вскипает, то меня, в лучшем случае, поднимут на смех, а в худшем командир пристрелит, как бешеного пса, за попытку посеять смятение в его маленькой, но сплоченной армии.
Один я был не в силах изменить происходящего за оставшееся короткое время. Спасти хотя бы кого-то – уже была бы победа. Но как? Единственное, на что я уповал, что либо генерал всё же застрелится, побуждаемый совестью, либо червь уполз в другой лес, и мы смирненько побряцаем железками, постреляем по бревнам, вернёмся в уютные казармы и предадимся солдатскому сну.
В ожидании приказа о переброске на полигон, я решил подтянуть свои армейские навыки: потренироваться в стрельбе и вождении автомобиля. Благо в этом мне помог Иван, договорившись с инструктором по вождению, чтобы тот натаскал меня.
Но усерднее всего я стал тренироваться в беге. Бегать я научился так быстро, что один раз получил от ротного в дыхло, забывшись и обогнав его.
При попустительстве всё того же Ивана, отыскав на складе старый бронежилет, настолько древний, что на нем даже дата производства стёрлась, я самолично подправил на нем ремни, отстирал ткань, проверил пластины: толстые, будто их из брони танка вытачивали напильником. Прижав археологический артефакт в каптёрке, перед забегом по учебной полосе, переодевал там и уже оттуда выбегал к построению на плац.
Мой расчет на древность бронежилета исходил из легенды, что при Иосифе Сталине вся амуниция проверялась на непосредственном создателе, на которого надевали бронежилет, и стреляли по нему. Если пластина останавливала пули, то и создатель оставался в живых, и орден Ленина получал, и квартиру на Тверской. А защиту принимали на вооружение. Но уже в поздние советские времена черт-те как солдат снаряжали, некому было отдать приказ по ответственным стрелять. Потому и стали бронежелеты громыхалами, которые можно консервным ножом проткнуть. Понимал я, что это всего лишь сказочки, но в безвыходном положении хватаешься за любую химеру.
В общем, готовился я очень скрупулёзно к предстоящему путешествию на полигон Поганое Городище. Да так усиленно, что даже генерал похвалил мои успехи, перед всей ротой приведя в пример. А мне стало очень тошно от его похвалы, что я еле сдержался, чтобы не выпалить при всех всё то, о чем знал.
6
Приказ грянул как гром среди ясного неба – ночью дневальный взревел: «Рота подъём!», и я молнией выскочил из постели, быстрее всех собрался и вкинул в потайной карман на поясе камни, кредитку и листок с номерами телефонов тех, кому я планировал звонить, добравшись до города. Если останусь живым в течение ближайших суток.