– Надо вдвоем тогда уходить. Мне и тебе.

– Нет. Я же не умею так жить, прячась. У меня семья. Авось, в меня эта штука и второй раз не попадет.

Иван заулыбался, а по моей спине побежали злобные мурашки – старшина явно смирился со своею участью потенциального смертника и без всякого раздумья пойдет на заведомый убой. Это была улыбка приговорённого к смерти.

5

После разговора с Иваном я вышел на улицу, спрятался между тыльной стеной казармы и пожарным выходом столовой – отличное место, ночами тут никто не шастал, и караульному не видно. Это было единственное место в части, где я мог побыть один и всё обдумать.

Лето по календарю уже месяц как началось, но в этих широтах до сих пор было холодно. Мы даже не сменили зимнюю амуницию на летнюю. Был риск заболеть и быстро помереть от сырости окружавших нашу часть со всех сторон болот.

Я курил одну сигарету за другой и очень быстро был вынужден распечатать пачку солдатского «перекура» – только они смогли остановить меня своей дикой вонью и крепостью. Дало так сильно по мозгу, что сознание сразу очистилось от лишнего.

Я взглянул в сторону штурмовой полосы – учебной площадки, заваленной по приказу командира ржавой техникой для отработки ведения огня из укрытия. Она начиналась сразу за основным забором нашей части и была освещена по периметру прожекторами, чтобы снующие взад-вперёд караульные видели узкую тропинку, сойдя с которой можно было по уши уйти в топкую грязь, наполовину состоящую из рыхлого снега.

Генерал точно был сумасшедшим и готовился к войне – до ближайшего населенного пункта не меньше 100 км, а он караульных выставил так, будто у нас не часть на полторы сотни солдат, а стратегически значимый объект всесоюзного масштаба.

Раньше я думал, что командир так лютует из-за груза воспоминаний прошлых войн, но теперь я знаю, что он готовится к новой атаке на врага, от которого однажды потерпел полный разгром.

Я успел до армии повидать некоторой хуйни, которую невозможно объяснить только экспериментами с разной степени тяжести наркотическими веществами. И эти явления для большинства людей кажутся невообразимо-нереальными, сказочными, но, независимо от обывательского мнения, различное «нечто» существует в нашем мире, вполне вольготно и нагло взаимодействует даже с закостенелыми материалистами без оглядки на их неверие в «потустороннее».

Иван явно рассказал мне то, что было с ним наяву. Он видел и червя этого, и как солдаты заживо от искр горят. И отчаяние генерала, сильного человека, впервые в жизни испытавшего страх, желающего теперь лишь одного – отомстить любой ценой. Даже если ценой станут жизни людей, молодых парней, которые верят ему.

Я постоянно замечал восторг в глазах мальчишек, с которыми служил. Они, кое-как закончив ПТУ-ГПТУ до того как попасть сюда, кроме мамкиного подола и пьяных отцов не видели в жизни ничего значимого, величественного и осязаемого до такой степени, что можно потрогать рукой. Они сейчас будто в другое измерение попали, оторванные от привычного мира задротства в игровые приставки и «мама, я кушать хочу». Здесь же их встретил боевой офицер с идеальной выправкой, оглушивший громкими словами о чести и достоинстве, долге перед Родиной. Он для них – живое божество!

Генерал каждый день строит их на плацу, громыхая командами; направляет каждое их движение по учебному полю, самолично одёргивает при неправильном выполнении упражнения; разбирает и собирает различное стрелковое оружие быстрее всех; лезет в двигатели техники и замазученными руками тыкает в каждый клапан, объясняя принцип работы механизмов. Естественно, что все мои молодые сослуживцы любят его настолько, что пойдут за ним хоть самому дьяволу в широко открытую пасть.