Люси, ты что, думаешь, будто…

Чайка орет. Хватаюсь за голову. Я уверена, что эта птица, при ее росте в двадцать сантиметров, смотрит на меня свысока, и невольно пытаюсь наладить с ней отношения, должна же она понимать, кто здесь хозяйка. Как знать, может, у нее ум устроен, как у собаки, и ей сразу надо дать понять, кто будет командовать.

– Чего тебе?

Пронзительный вопль.

– Можешь объяснить? Я не совсем поняла.

Чайка крутит головой и топорщит перья, будто хочет объяснить, что я дура, и мне хочется подойти поближе и согнать ее с крыльца. Но становится любопытно, что будет дальше, и я, прищурившись и слегка наклонив голову, смотрю на нее так злобно, как только могу, и тычу в птицу пальцем. Можно подумать, мы друг дружку оцениваем.

– Послушай, цыпочка, настроение у меня очень паршивое. А мои пальцы мне еще пригодятся. Не будешь ли ты так любезна отсюда свалить?

Чайка тоже наклоняет голову и снова пронзительно кричит.

– Да-да, поговори еще, но знай, что я тебе не верю!

Чайка делает три мелких шажка бочком, как будто ей нечем заняться, а я тем временем роюсь в сумке в поисках ключей. Дверь поддается не сразу. Вхожу, оставив чайку снаружи и напоследок украдкой на нее взглянув, чтобы убедиться, что она за мной не идет.

С этими странными птицами никогда не знаешь.

И тут меня ошеломляет еще один вопрос, на этот раз как нельзя более своевременный и заслуживающий того, чтобы над ним задуматься: а зачем я сюда притащилась? Я втайне надеялась, что, как только доберусь до места, меня озарит, как только перешагну порог, сразу все пойму про свое будущее, и вот… ничего.

Ничегошеньки, ровным счетом. Задрав голову, неизвестно кому выговариваю:

– Ну, спасибо! Я надеялась, что вы проявите чуть больше участия! Или слишком многого от вас хочу, если прошу показать, куда двигаться дальше? Да нет, просто, кроме как броситься в ледяную воду, раскрыв рот, чтобы побольше хлебнуть, я в самом деле больше никаких перспектив на будущее не вижу.

Вхожу в большую гостиную и, поеживаясь, окидываю взглядом мебель, накрытую пластиковыми чехлами и едва различимую в полутьме. Открываю ставни, чтобы впустить побольше света, и понимаю, как много проблем меня ждет. В ближайшие дни придется потрудиться, чтобы сделать дом уютным и снова пригодным для жизни. Пыль, паутина и отсутствие стимула – при таком сочетании предстоящая работа кажется мне не более легкой, чем строительство пирамиды.

В сентябре Сен-Мало затихает – летние туристы разъезжаются по домам, и улицами снова завладевают местные жители. Стихии, по своему обыкновению, стараются показать нам, что они по-прежнему сильнее нас. Сегодня тоже ветрено. Я решаю прогуляться вдоль пляжа, а потом дойти до крепости и купить себе достойный бретонки завтрак. Я не накрашена, в своей фиолетовой ветровке похожа на сахарную вату или на воздушный шар, который то раздувается, то сдувается, на мне старые линялые джинсы – хорошо, что я никого здесь не знаю, потому что чувствую себя невзрачной, унылой и вялой.

За последние месяцы я похудела.

Но теперь мне в самом деле надо набить живот.

Добравшись до крепости, сворачиваю на главную улицу, иду мимо «Книжного буйства» – скоро полдень, но книжная лавка еще не открылась, – и, полюбовавшись витриной с влекущими обложками романов, продолжаю свой путь. Булочная «Сласти Амандины» манит меня своей прелестной вывеской и бело-розовыми занавесками, толкаю дверь, звенит колокольчик, я направляюсь к прилавку. От хлебной печи веет теплом и уютом, я на мгновение прикрываю глаза и наслаждаюсь запахами растопленного масла и карамели. Звонкий голос заставляет меня очнуться.