– Что ты хочешь, чтобы я приготовила? – спросила Софья, тем самым спустив тяжелые камни с его плеч.

– Суп. Хочу куриный суп, мой любимый.

Потом, пока она стояла у плиты, он мыл посуду в метре левее. Не нравилось ему это дело, но так он чувствовал себя менее виноватым перед тем, какие муки позирования Софье придётся пережить. А кому понравится, когда вовнутрь тебя с усердием смотрит человек на протяжении нескольких часов? Художникам это необходимо, увидеть каждую неровность, каждый изгибающийся волосок и малейший прыщик. На том он и закончил. Пусть день и подходил к концу, Виктор контролировал свой вездесущий мозг от подобных представлений. Даже в одиннадцать вечера, когда она принимала душ, а он стоял рядом и чистил зубы, не позволял себе лишнего. Софью от него отгораживала штора, так что видел он только очертания ее фигуры.

И, увы, в то время как рука сама собой шла взад вперед по периметру дальних зубов, глаза следили за движениями жены. Он заметил, как она наклонилась. Вероятно, выдавливая на руки жидкое мыло. Затем провела руками по предплечьям и дотронулась шеи. Динамика ее тела была до того знакомой, до того желанной. Нет, это было не мыло. Он чувствовал запах ее геля для душа, отдаленно напоминающий бриз моря; слышал звуки убегающей из крана воды – все это запечатлелось в сознании как что-то нереальное и невообразимое, которое он в будущем будет вспоминать еще не раз. Это было достаточно плохо само по себе. Виктор возвращался к похоти этого вечера, но раз так – уже ничего не поделаешь. Оттого продолжал вкушать ее мутные, расплывчатые очертания. Прекрасным было просто смотреть, в его понимании во много раз лучше ощутимых действий в уединенном от людских глаз месте. Он смотрел молча, изучая всякое поднятие ее руки или нежные медленные касания тела. Виктор чистил зубы, но при этом потерял ход времени, его ощущение собственной личности кануло в небытие. Стал простым наблюдателем, в какой-то степени ангелом, которому надлежало оберегать Софью: находиться с ней все время дня и ночи. Она видит его, но вряд ли обращает внимание. Там, за шторой, она предоставлена самой себе. Но, возможно, он ошибался. Вот Софья прошлась по талии, обильно смазав ее гелем, чтобы через несколько секунд смыть. Крутилась под струями воды точно в танце, отчего Виктор опасался, как бы она не поскользнулась. Вновь наклонилась, чтобы намылить ноги. Худые очертания ног, такие же, какие были в прежние времена. Она не менялась, не старела, в то время как Виктор замечал на себе все признаки старения, в том числе и умственные. Софья, был уверен, в его глазах останется молодой даже спустя много лет. И совсем скоро он напишет ее всю обнаженную, ее части тела по отдельности, и в интересных позах.

Живое кино Виктора прервала резкая тишина: она выключила воду и готовилась выходить. Он повернул к раковине лицо и сплюнул зубную пасту. Прополоскав рот, мало удивился белоснежности своих зубов. Столько времени было потрачено на чистку!

– Ты все еще чистишь зубы? – поинтересовалась Софья, и от неожиданности Виктор вздрогнул. Упрека в голосе не было. – Ты хочешь превратить их в пыль? Заканчивай, мне нужно переодеться.

Виктор покорно вышел из ванной комнаты, и только закрыв дверь, услышал, как она отдергивает штору. Воображение само собой представило, как мокрые ноги, со стекающими вниз ручьями воды делают ковер уже не таким сухим и чистым. Как она тянется за полотенцем, висящим на батарее. Он не стал оборачиваться лишний раз, прошел в спальню и лег, укрывшись одеялом. Предварительно выключил свет и вся квартира, кроме ванной, погрузилась во мрак. Казалось, где-то далеко его ждут масляные краски и новая работа, нарисованная пока только в мыслях. Много чего у него было в мыслях, но не было в реальности. Например, во снах он бродил по картинной галерее, в которой красовались только его картины. Причем все, полностью все, за всё время его существования. Наконец, ноги доводят его до будущей работы голой девушки Софьи. Ах, нет, это не работа! Глаза Виктора открылись, мозг ушел из фантазий, и перед ним предстала Софья. Она не теряла своей красоты никогда. Даже без макияжа, даже без красивой дневной одежды, она была любимой. Без единого слова она на ощупь подошла к кровати и легла рядом с ним, слегка соприкоснувшись с Виктором локтями. Кожа ее была теплая, настолько, что Виктору захотелось придвинуться поближе и обнять ее, точно беспомощный младенец. Вместо этого он повернул голову в ее сторону, а она, в свою очередь, повернулась к нему. Взгляды встретились, и они засмеялись. Единственная секунда, когда Виктор отвлекся от своих беспощадных желаний, и бытие стало для него благом.