Том кричал, выл, ревел, что-то шептал себе под нос, проклиная и себя, и природу. Он обругивал всё, о чём думал. Его связки разрывались от непереносимого давления, вены на лице раздулись, а перед глазами всплыли кадры, возникшие прямиком из прошлого.

– С днём рождения! – Воскликнул Луис.

Том медленно к нему подошёл и обнял, пообещав ему, во что бы то ни стало, сохранить их дружбу.

– Вперёд! Затем побежим налево во двор и скроемся за углом вон того дома! – Кричал запыхавшийся Луис, когда они вместе убегали от преследования полиции.

– Да мы ничего не сделали! – Смеялся Том, захватывая лёгкими всё меньше и меньше воздуха.

Том стоял в коридоре больницы напротив окна, за которым располагалась палата, провожающая свою гостью на тот свет и непоколебимо сопереживавшая посетителю, приклонившемуся перед живой куклой.

– Ничего. Слышишь? – Говорил Том, встречая Луиса, вышедшего из палаты только что погибшей его младшей сестры. – Пройдём это вместе. Эй? Друг.

Луис присел на кресло, находившись на грани эмоционального срыва. Стали выделяться капельки пота на лбу. Он сильно нервничал и часто тряс кистями рук, обретя после того дня эту привычку.

– За неделю, – Луис начал говорить, – до того, как она.

Он остановился, потому что не смог произнести последнее слово, и, сжав голову руками, начал бесшумно рыдать.

Они сидели на диване в квартире Тома и говорили. Час. Два. Три. Обсуждая всё, рассказывая что-то, иногда переходя на длинные монологи. Поочерёдно выслушивали друг друга, разделяя передававшую эмоцию говорящего и пытаясь дать при этом какой-либо значимый совет, способный помочь. Они говорили о проблемах, о восприятии, об изменениях. Друзья в эти моменты становились единомышленниками. Том и Луис рассказывали о разном, но абсолютно всегда старались прочувствовать на себе все волнующие вопросы друг друга, при обсуждении возникающих трудностей.

– Смотри. Эта микросхема предназначена для установления баланса между двумя взаимосвязанными механизмами. Контакты, идущие ко входу, включают в себя функцию носителя информации, подготовленной для передачи из одного тела в другое, понимаешь?

– Луис. У меня голова кипит. – Говорил Том, лёжа на спине в лаборатории, выслушивая неоправданные попытки объяснения Луиса о разработке его нового изобретения.

– Видишь? – Спросил Том, прячась за деревом, по телефону, на другом конце которого висел Луис, также скрытно наблюдавший за обстановкой. – Девушка в красном. И парень в голубой приталенной рубашке.

– Ну и?

– Спорим на 100 долларов, что он через 10 секунд заговорит с ней?

– Да ты брешешь.

– Десять.

Парень окинул взглядом красавицу. Том это заметил, чуть улыбнувшись, и продолжил отчёт, чтобы Луис принял пари.

– Девять. Восемь. Семь.

– Ладно, ладно. Давай.

– Четыре.

– Только попробуй.

– Два. Один.

Парень раскрыл рот и произнёс:

– Девушка, извините.

– Ну ты и жук. – Обозвал Луис Тома. – И как это произошло на этот раз?

– Само по себе. Здесь всё работает так же, как и с твоими микросхемами.

Они засмеялись.

Теперь Луиса нет.

Как и чувства, что Том вновь сможет взять себя в руки. Перекрутив плёнку воспоминаний в голове, он встал на ноги и, как полностью опустошённый сосуд с образовавшимися трещинами на его стенках, спросил сам у себя:

«Что дальше? Что мне делать дальше?».

Дальше винить себя в том, что даже не попытался помочь другу? Том знал, что погибнет вместе с ним, так же, как и предполагал Луис, когда видел стремительно надвигающуюся на него волну.

Том не знал, что было лучше. Умереть вместе или выбрать этот исход. Время шло против его размышлений, и он не успел принять решение, которое могло бы. Ничего оно не могло бы.