– Да, Маша, мне не терпится влепить тебе хорошую оплеуху.

– Ночью будет возможность, – отрешенно бросила девушка.

– Я не про это… – Валера собрался и выпалил, – пойми, то, что ты считаешь своей работой, иными… даже большинством из «зрителей твоего искусства», не воспринимается как работа артиста. Они… мы, мужчины, в большинстве своем смотрим на результаты твой работы с чувством вожделения, далеким от ощущения гармонии света и красок на твоем теле. Ты толкаешь зрителей в пошлость.

– Мораль мне решил почитать.

– Я считаю, что тебе уже пора повзрослеть и заняться ремеслом посерьезней.

– Например?

Валера развел плечами.

– Устроится поваром по прямой специальности? Или нарожать детишек и растолстеть как та бочка, – она зло махнула пальцем в сторону. Женщина, фигуру которой Маша привела в пример, казалось, услышала ее эпитет, что-то буркнула.

Валера покраснел, понимая, что зрители, ожидающие начала театрального представления, навострили ушки в их сторону и были не прочь пропустить выступление музыкантов, лишь бы узнать еще какие-нибудь пикантные подробности из жизни спорящих Валеры и Маши.

Они замолчали. Валера увидел приближающегося к ним Жоржа и плюнул в сердцах. Вот нарочно не придумаешь, как в тему разговора он нарисовался.

Мужчина чуть в возрасте, во всяком случае, старше Валеры, коренастее и с пышной, подкрашенной сединами, шевелюрой что спадала до плеч. Жорж был одним из фотохудожников, пробудивших в свое время в Маше интерес к обнаженному позированию на снимки. Валера догадывался, что они с Машей состояли в некоторой интимной близости. Ведь невозможно, чтобы сластена смотрел на сахар и не захотел его облизнуть.

– Привет, ребята! – Жорж протянул руку, которую Валере пришлось через натянутую улыбку пожать. Губы фотографа протянулись к щеке Маши, сымитировали поцелую без касания.

– Жоржик, ты тут один? – голос Маши заигрывал.

– Нет, моя спутница, – он замялся на мгновение, – ты ее знаешь, кстати, отошла попудриться, – его взгляд скользнул по окружающей толпе. – Сегодня, прямо, вечер встреч.

– Надеюсь, случайных встреч, – не удержался Валера.

Маша слегка толкнула его локтем под бок.

– Знакомых увидел со старой работы, – пояснил Жорж и в знак подтверждения кому-то помахал рукой.

– Кстати, Жор, всегда хотел спросить, почему ты уволился из администрации? – Валера ликовал, что смог накопать в жизни этого мужчины несколько интересных и щекотливых моментов.

Тот пожал плечами:

– Скучная жизнь будит чертей, что томятся в душе с окончанием детства. Я всегда интересовался фотографией, и рад тому, как смог уже в зрелом возрасте перестроить себя и заняться любимым делом.

«Да, да, – подумал Валерий, – за фотографией ты тянулся, старый хрыч. Трахал в своем окружении все что движется, вот и выперли».

– Как тебе постановка? – улыбалась Маша.

– Слабовато. Она была актуальна на заре своего создания – тогда злободневная и отражала чаянья масс. – Жорж говорил со знанием, будто сам присутствовал на премьере в начале восьмидесятых. – Люди в восьмидесятых жаждали демократических перемен в своей социалистической стране, рефлексировали о свободном движении капитала. Сейчас это смотрится глупо.

– Вот-вот и я о том же Маше говорил, – Валера приобнял спутницу покрепче.

– Однако, тема любви, особенно такой вечной, как между Николаем и Кончитой, никогда не потеряет своей остроты, – Жорж ловко завершил оборванную Машей мысль.

– Кстати, Николая играет какой-то увалень, – перебил Валера.

Жорж кивнул: «Пожалуй соглашусь».

Женщина-бочка, все это время то и дело поглядывала на Машу с недовольным взглядом прыснула губами: